Дмитрий Носов: Уйду после того, как выиграю Олимпиаду
- Обо мне много плохого говорят... Я знаю одно: подлостей я никогда никому не делал. Не предавал и не подставлял. Интриг не плел. Значит, не любить меня не за что. А если кого-то что-то раздражает, это их проблемы.
- А кого у тебя больше: друзей или завистников?
- И тех и других хватает. Но друзей у меня много. На праздновании дня рождения 60 человек было.
- Признайся, ты очень любишь себя?
- Да, я эгоист. Но только тогда, когда иду к конкретной цели. К соревнованиям готовлюсь, например. Для меня в таких ситуациях вообще ничего и никого, кроме этого интереса, не существует.
- Сколько ты к последнему чемпионату мира готовился?
- Четыре месяца беспрерывных тренировок, полной концентрации. Но, видимо, этого оказалось недостаточно.
- Как же ты позволил бросить себя на последней секунде — тем более в схватке за выход в финал? Специалисты считают, что это непростительная ошибка для борца столь высокого класса.
- А я не считаю, что проиграл ту схватку. Я вообще не понял, за что моему сопернику дали иппон (чистую победу). Я еще подумал: слава богу, юкка (два очка)! Потому что при таком раскладе я все равно выигрывал. Но ведь с судьей не поспоришь. И даже мой тренер Павел Фунтиков меня не ругал. Хотя если я что-то делаю не так, мне всегда достается. Но на этот раз я выполнил все установки, упрекнуть меня было не в чем!
- Казалось, к концу поединка ты как будто «поплыл» — то ли от боли, то ли от усталости?
- Да мне вообще показалось, время схватки закончилось. Я уже уверен был, что победил. А оказывается, какие-то доли секунды еще оставались...
- А знаешь, говорят, на судей-женщин ты оказываешь магнетическое действие, они просто с ума сходят, когда ты борешься. И всячески норовят тебе помочь во время схватки...
- Что?! Да меня никто так часто не засуживает, как арбитры-женщины! Несколько раз иппон соперникам присуждали, когда они его не заслуживали.
- Некоторые считают, что ты сам талант свой зарываешь. Ведь можешь в Пекине победить! Конечно, если сейчас готовиться начнешь. А не за 4 месяца...
- Я не могу сейчас тренироваться. Это невозможно: у меня связка с задней стороны колена порвана. И оперировать ее нельзя. Слишком опасно, потому что она глубоко. И если резать, то можно много других тканей повредить, пока до нее доберешься.
- Как же ты на чемпионат мира с такой травмой поехал?
- Так я сам не знал, насколько все серьезно. Вернее, не хотел знать. Лучше уж ехать и бороться, не думая, что у тебя на самом деле. Так спокойнее. Потому что, если знать, на ковер выходить страшно. Я и так в Каире боролся только на обезболивающих уколах.
- Часто травмы в спорте — следствие недотренированности. Может, ты слишком много времени стал проводить на светских тусовках?
- Такой момент есть, не буду отрицать. С другой стороны, жизнь-то одна. И пока есть возможность делать имя — грех ею не воспользоваться. В первую очередь потому, что это может помочь мне в будущем. И если мне придется закончить карьеру, не хочется потом оказаться на помойке. Как большинство спортсменов — никому не известным и не нужным. Я давно решил, что закончу бороться в 24 года. Потому что ни одного здорового сустава в организме не осталось. И страшно становится, что будет со мной в старости. Только условие себе поставил одно: уйти после того, как выиграю Олимпиаду. А я ведь ее не выиграл. Конечно, мне повезло, что взял в такой тяжелой схватке бронзовую медаль и задел за живое стольких зрителей. Но сути это не меняет. Я подвел команду, тренеров — ведь от меня ждали золота. И я так обижен на себя за эти Игры в Афинах.
- Однако слава на тебя свалилась такая, какая редкому олимпийскому чемпиону достается. Тебе недостаточно?
- Золотую олимпийскую медаль заменить не может ничто. Завоевать ее — все равно что стать президентом, я считаю.
- Как считаешь, у тебя была звездная болезнь после Афин?
- Возможно, была. А может, просто не мог уделять время всем, кто его требовал. Это физически было невозможно, но людям же не объяснишь.
- Какое у тебя испытание в жизни было самым жестким?
- Кризис 1998 года. До этого только пришел работать молодым тренером в «Самбо-70». Мне платили 600 рублей — по тем временам это было 100 долларов. А потом оклад повысили до 900 рублей, и это уже стало 150 долларов. Приличная сумма, я думал, как здорово! Но после кризиса моя зарплата из 150 долларов превратилась в 30. И вот тогда мне стало по-настоящему плохо. Я тогда по ночам плакал в подушку — от этого треклятого нищенства и от беспомощности. А ведь я в то время встречался с Яной Батыршиной, очень известной гимнасткой, и мне хотелось делать ей хорошие подарки. И я не ел по несколько дней, чтобы скопить денег и купить такой девушке что-то действительно дорогое и красивое.
- Тяжело становиться настоящим джигитом в 18 лет?
- Еще бы. А нищим джигитом быть крайне неприятно. После Олимпиады мне обещали квартиру, но даже дома, в которой она будет, еще не построили. А когда и где он будет построен, никто не знает. В настоящее же время я теоретически должен жить в двухкомнатной квартире с родителями и невестой. А скоро у нас родится ребенок. Вот вы говорите: тренироваться. Но как в такой обстановке готовиться к Олимпиаде, скажите?! Конечно, мы с Машей снимаем квартиру в Жулебине — но это только благодаря деньгам, которые я зарабатываю помимо тренировочного процесса. И помимо службы в милиции, где я в звании старшего лейтенанта обучаю людей приемам самбо и дзюдо.
- И все-таки, пока ты снова не выиграешь медаль серьезного турнира, ярлык «светского тусовщика» тебе не отлепить. А это может помешать дальнейшей карьере, например, политической...
- Как будто я сам не хочу выиграть крупный чемпионат! Просто надо реально смотреть на вещи. Для того чтобы к таким турнирам готовиться, нужны условия. Жилищные и финансовые. И я думаю, что заслуживаю таких условий.
