Валерий Рейнгольд о Логофете: Пеле Генка просто съел!
Геннадий Логофет / Фото: Советский спорт
Не стало Геннадия Логофета. Легендарного защитника, игравшего за «Спартак» с перебитым кувалдой голеностопом, заставившего самого Пеле при всем честном бразильском народе на «Маракане» просить замену, похоронили на Донском кладбище. Уходит великое поколение…
О друге рассказывает известный спартаковец Валерий Рейнгольд.
– Мне неловко перед ребятами. Мы с Геной дружили… страшно подумать… 56 лет! И вот он уже в земле. Генка жил и ушел, как мужчина. Не мучил своих родных, пролежал неделю молча, сжав губы, без единой жалобы, один на один с нечеловеческой болью. И ушел. Во сне, – Рейнгольд, откинув голову к стене, покрытой раритетными спартаковскими вымпелами, прикрывает глаза. – Мы были неразлучны – Гена, я и Юра Севидов. В последние годы старались встретиться при первой возможности. Понимая, что уже мало отмерено, а столько всего хотелось друг другу сказать… Позапрошлой зимой не стало Юры, теперь вот – Гена. Как подумаю, что нас всего двое осталось из нашей команды – еще Толя Крутиков, который еле-еле с палочкой передвигается, – становится не по себе. Я вину перед ними чувствую. За что же меня Бог оставил жить? Неужели я так нагрешил?
«ОДНАЖДЫ СОВСЕМ КРЫША ПОЕХАЛА»
– Что вы, Валерий Леонидович, зачем же так, давайте лучше о хорошем. О детстве… Дружба длиной в 56 лет – и не все успели сказать друг другу… Это что-то невероятное. Это счастье.
– Детство мы часто вспоминали, особенно в последнее время. Что вспоминали? Да все. Наше с Генкой послевоенное футбольное детство было голодным: кусок хлеба в зубы – и целый день гоняли мяч.
– Тряпичный?
– Вы совсем допотопные времена имеете в виду! Это маленький Бесков, наверное, играл тряпичным мячом. У нас были камера и покрышка. Накачиваешь ее велосипедным насосом, потом зашнуровываешь – и готово! Я больше чем уверен: никто из нас не задумывался о том, что где-то там будет играть. В «Спартаке», в «Динамо». У нас в голове этого не было. Улица на улицу, двор на двор, мать зовет: ах, опять ботинки рваные…
– Вы с Геннадием в «Спартак» не стремились, но попали туда одновременно.
– Я болел за московское «Динамо». Моими кумирами были Бесков, Бобров в ЦСКА, Соловьев… Я, кстати, не обращал внимания на клубы. Для меня они были футбольными богами! И для Генки тоже. А когда мы попали в «Спартак», и вот смотрим на поколение олимпийских чемпионов: Нетто тогда играл, Татушин, Огоньков, Масленкин, Тищенко, Симонян, Сальников, Ильин, Исаев… Мы были тише воды ниже травы. И помыслить не смели не только о том, чтобы в футбол с ними играть, а сесть где-нибудь рядом за один стол. Разве нас учили этикету? Да кто же, где?! Мы пришли в команду с чувством, что эти люди неприкасаемые. Мы никогда первыми в автобус не входили, первыми не позволяли себе переступить порог столовой или ресторана. И вообразить не могли, как мы первыми им что-то скажем. Только если они сами с нами заговорят. Но вот наступил день, когда мы оба с Геной вышли на поле и когда при ста тысячах болельщиках я заменил самого Сергея Сергеевича Сальникова!
– Сто тысяч! По нынешним временам немыслимые цифры!
– Люди фактически полунищие, разорил немец всю Россию, что говорить… Я обалдел, когда посмотрел старую хронику: бросали все, стояли ночами в очередях в шинелях, отдавали последние деньги, чтобы попасть на футбол. И все билеты проданы! Надо им было это? Получалось, что надо. Люди не думали о хлебе. Футбол для них был отдушиной. И никто не срывал скамейки, стулья, не жег файеры. Если бы тогда кто-нибудь вывесил баннер с оскорблениями Льва Ивановича Яшина, не знаю, что сделали бы с этим человеком. Но таких не было! Ни одного!
– А может быть, секрет в том, что и футболисты были другими? Их отношение к футболу было другим? Поэтому и не поднималась рука их оскорбить.
– Полностью согласен! За деньги играть в футбол невозможно. Ни себя, ни публику не обманешь. Мы с Геной, когда пришли в «Спартак», у меня сложилось впечатление, что Нетто или Ильин могут играть и бесплатно. За ромбик спартаковский, за свои имя и честь, а коль скоро ты еще и получаешь зарплату… На трибунах сидели знакомые, друзья, родственники, соседи. Это с одной стороны. А с другой – люди, которые любят футбол, которые, может быть, последнее отдали, чтобы на матч прийти. Разве можно для них было сыграть вполсилы? Сейчас по-другому: «Дай мне деньги, и тогда я выйду».
– Каким был футбол Логофета?
– Чумовым, как и сам Генка! Злым он был, неуступчивым, не умеющим проигрывать. Это качество сумасшедшее. Один раз у него вообще крыша поехала. Мы играли с московским «Динамо» полуфинал Кубка СССР в 1963 году. Мы шли на шестом месте в чемпионате страны, а «Динамо» – на первом. В «Лужниках» входим в раздевалку, и тут приезжает съемочная группа, снимавшая документальные фильмы, «Советский спорт» и «Новости дня». Все репортеры направляются в раздевалку «Динамо». Николай Петрович Старостин, великий наш патриарх футбольный, подходит к нам и усмехается: «Ребята, доигрались вы в футбол! Им все, а вам ничего!». Старостин, царство ему небесное, в футболе мало что понимал. Я совершенно не хочу его обидеть, он был фантастическим человеком: широко образованный, интеллигентный. Всегда гладко выбрит, в отменно сидевшем костюме и сверкающих ботинках. Воплощенный Ален Делон! Но в футболе не разбирался. А ему это и не было нужно. Старостин произносил слово, и команда вылетала на поле, как ошпаренная.
«ХРЯСЬ КУВАЛДОЙ ПО ГОЛЕНОСТОПУ!»
– И вот он сказал свое очередное волшебное слово.
– Так нас разозлил! Момент: я выхожу один на один, Лев Иванович Яшин меня сбивает. Судья дает пенальти. Я за воротами лежу, санитары держат у обеих ноздрей ватки с нашатырем. Гена Логофет бьет пенальти. Великому Леве. Лева кидается в один угол, Генка ему вкатывает в другой. И Генка ему кричит: «Тащи, Вася!». Яшина назвать Васей, словно какого-нибудь токаря или слесаря. Генка был такой! Захотел и сказал. Дескать, что такого. Яшин в бешенстве хватает мяч и к-а-а-к даст Генке: «Я тебе покажу Васю!». Конечно, после игры Гена подошел: «Лев Иванович, прости меня!». Яшин простил.
– Вы говорите, Гена был чумовым, а еще какие-нибудь «чумовые» истории имели место?
– Обязательно! В Ереване играли с «Араратом», а наш тренер Никита Симонян – армянин. Счет 0:0, армяне орут, а они как орут?! Что орать, они толком не понимали. Они и Никиту Павловича очень уважали, и своих нужно было поддержать. А на табло нули и нули. Матч подходит к концу. Дурдом! Генка на последних минутах догоняет уходящий за линию мяч и практически из песочной ямы забивает в дальнюю «девятку». Все за голову схватились. Дай ему миллион раз пробить, ни за что так больше не пробьет! А был еще чумовой случай, когда Гена в ночь перед финалом Кубка Союза 1965 года против минского «Динамо» дал себе кувалдой по голеностопу.
– Зачем?
– Тот финал вошел в историю. Мы играли два дня, и оба – при заполненных до верхних ярусов стотысячных трибунах. Я не могу представить, чтобы сегодня два дня подряд собиралось по сто тысяч зрителей.
– Хорошо, но расскажите про кувалду.
– Невероятный был финал с минчанами по игре, по страстям. Первый тайм первого матча – 0:0, второй – 0:0, добавленное время – 0:0. Возвращаемся со стадиона в Тарасовку ночевать, нас ждет переигровка, а у меня голеностоп – как бревно, я еле ботинок снял. Показываю Генке. Мы жили в одной комнате – я, Логофет и Юра Севидов… Генка, разглядывая мою ногу, пожимает плечами: «И что?». Я взвился: «Как – что? Как я играть буду?». Гена, ничего не говоря, выходит из номера и возвращается с кувалдой. Я подозрительно кошусь на него. Зачем он это несет? Так недолго кого-нибудь прибить. Слежу за ним в полном замешательстве. А Гена хрясь кувалдой себе по голеностопу. Я опешил: «Ты что делаешь? Одурел?». «Думаешь, мне не больно?! – воинственно вскрикнул Генка. – И ты выйдешь на поле, тебе укол сделают, будешь играть!».
– Вот так психотерапия!
– Мне действительно сделали укол, я отыграл, мы победили, взяли кубок. А Генка мне показал таким радикальным способом, что нет на самом деле преграды, мешающей выйти на поле. Со сломанными ребрами, наверное, нельзя играть и с оторванной головой. В остальных ситуациях причин не играть нет! Нет непреодолимых препятствий.
На одном характере, именно благодаря своей не-уступчивости Генка «съел», как защитник, Пеле…
– На поминках болельщики спорили, играл Логофет против Пеле или не играл.
– Как же не играл? В Бразилии в товарищеском матче с «Сантосом». В Рио, в 1962‑м. За олимпийскую сборную Союза, затем Логофет и в московском матче три года спустя на замену вышел. Это была их вторая встреча.
А в Рио Гене дали задание персонально сыграть против Пеле. Генка Пеле «выключил». Полностью! Я не видел того матча, даже записей его в природе не существует, по крайней мере, в нашей стране. Есть записи 1965 года, когда бразильцы к нам приехали и нас разорвали – 3:0, а той игры нет. Но Генка мне так рассказывал, а я ему верю, потому что он никогда не обманывал. Генка, не хвастая, описывал: «Я играл, как всегда, как обычно. Делал свою работу. Не давал Пеле мяч принять». И Пеле заменили. Пеле, видимо, подумал: «Зачем здесь горбатиться? Этот парень в меня так вцепился, сейчас врежет мне по ногам, как я жить дальше буду?».
– И никаких особенных впечатлений от Пеле не осталось? Просто «делал свою работу», и все?!
– У Генки-то остались! Что вы! «Валера, – говорил он. – Это уникальный игрок! Прыгучесть страшная. Виденье поля». Но грамотный защитник и уникального может сделать никаким.
В нижнем правом углу трое друзей: Валерий Рейнгольд, Юрий Севидов и Геннадий Логофет / Фото: Из архива Валерия Рейнгольда
«ФРАНЦУЗ ПОДУМАЛ И ДАЛ 15 ФРАНКОВ»
– Вы всегда с ним жили в одном номере?
– Да, и во время выездов за границу тоже.
– Фарцовка была в те годы в порядке вещей.
– Врать не стану, грешили. Моя теща работала на рыбокомбинате. Она давала нам с Геной пять банок красной икры, а икра и водка за границей – это было вообще!
– Шик.
– Шик полный! И вот мы едем в Париж, везем с собой икру, водку, а заодно фотоаппарат «ФЭД» – нам его подарили за какие-то заслуги. Говорю Генке: «Надо все это продать. А ты мне поможешь! Деньги разделим. Зачем нам с тобой фотоаппарат? Кого снимать? Друг друга?». Генка языки знал. В отеле у метрдотеля спрашиваем: «Куда фотоаппарат можно пристроить?». Тот сразу: «Выходите на улицу, через 50 метров будет скупка фотоаппаратов». Входим в чистенький подъезд со звоночком. Продавец нашему визиту не удивился. «Мы хотим предложить вам советский фотоаппарат». – «А, – зевнул француз. – Бросайте в большую кучу в левом углу». Генка швырнул. И тут же ахнул, бросился выуживать его из свалки. А свалка – японская техника! В Советском Союзе за ней днем с огнем гонялись. Продавец не понял: «Ты что? Оставь!». Гена завелся: «Что значит – оставь? Мы тебе новенький фотоаппарат предлагаем, действующий. Дай за него хоть что-нибудь». Француз подумал, вынул портмоне из кармана и отсчитал 15 франков. По тем временам это были хорошие деньги, нормальные.
– Что вы купили в Париже на те 15 франков?
– Себе ничего. В основном мы покупали женам: джинсовые пальто, кофты мохеровые разных цветов. По европейским меркам то была дешевка, а у нас модно. Некоторые ребята везли искусственные шубы. Они тоже входили в моду. Лев Иванович Яшин мне как-то бросил: «Что вы охотитесь за всякой ерундой?». – «Лев Иванович, у меня жена молодая, только расписался!». «А, – протянул Яшин. – Тогда ты делаешь правильно. Но после того, как поживешь немножко, бери вот такую штучку». Вынул из кармана коробочку, раскрыл, а там на бархатной подушечке – женская золотая цепочка. «Тряпки разорвутся, – веско произнес Лев Иванович. – А это на всю жизнь». – «Понял, Лев Иванович».
– Ну а себе? Неужели совсем ничего?
– Себе – авторучку.
– А с икрой и водкой что вы сделали в Париже?
– Этот вопрос был решен элементарно. К нам с Геной в номер вошла уборщица. Гена ей просто показал водку, она кивнула, бросила пылесос, вышла и через минуту вернулась с сумкой. Погрузила бутылки в сумку и отдала деньги. Икру мы отнесли в бар. Бармен ее моментально прибрал со стойки и рассчитался с нами. Жизнь такая была. Тащили все! И артисты тащили. На продажу. С собой брали сухую колбасу, чтобы на колбасе сидеть, а суточные сохранить.
– Футболисты вашего поколения любили театр, дружили с актерами. Мне Георгий Менглет, помню, столько всего на эту тему рассказывал…
– Страшно любили! У меня в Малом театре до сих пор есть друзья. Мы ездили в Малый театр, а труппа Малого театра регулярно навещала нас в Тарасовке. Миша Ефремов болеет за «Спартак», за «Спартак» болел и его отец, покойный Олег Ефремов. Вы представьте картину. Мы ехали на игру из Тарасовки. Выкупали целый вагон в электричке на 17.07. На площади трех вокзалов нас подбирал автобус. У автобуса нас ждали в любую погоду Рыбников, Смоктуновский, Юрий Яковлев, Слава Тихонов. У каждого футболиста – свое место. Актеры садились в хвосте, в «Лужниках» Николай Петрович Старостин выдавал им пропуска, и они растворялись на трибунах…
