Четырехкратный олимпийский чемпион Александр Попов: Никогда не умел мечтать
Плавание
Говорят, сорокалетие отмечать не рекомендуется. И когда секретарь Александра Попова сказала, что «Александр Владимирович за границей и появится в Москве не раньше следующей недели», этот отъезд накануне самого мистического из всех существующих юбилеев показался мне неслучайным. Но теперь я знаю, что просто – показался. Попов все же возвращается в Москву и собирается праздновать. Причем даже дважды. Сначала с друзьями, а вечером – с семьей.
«У МЕНЯ УЖЕ ТРОЕ ДЕТЕЙ…»
– Александр, иначе говоря, вы не боитесь связанных с этой датой зловещих пророчеств? Я немного почитала о них, прежде чем вам позвонить. Пересказывать, впрочем, не буду. Это не для впечатлительных.
– «Не для впечатлительных» – вы, надеюсь, не обо мне. Я не впечатлительный, уверяю вас. Но мне все это неинтересно. Православие, как известно, к суевериям в любых проявлениях относится скептически. Поэтому все, что я запланировал, состоится. Если, конечно, гром не грянет (с усмешкой).
– Но вы знаете, одна вещь, связанная с сорокалетием, мне все-таки показалась интересной. В сорок лет человек будто бы переживает второе рождение. И либо продолжает свою прежнюю линию жизни, либо в нем и вокруг него начинает меняться абсолютно все. Если бы выбор зависел от вас, вы бы что предпочли?
– Я бы предпочел ничего не менять. Да это, наверное, и невозможно – полностью измениться в сорок лет. Поздно. В сорок лет люди не меняются. Единственное, может быть, происходит переоценка ценностей. Начинаешь задумываться: «Вот я, предположим, чего-то хочу… А нужно мне это или нет?». Иногда, поразмыслив, понимаешь, что не нужно. И уже не делаешь лишних движений. Не совершаешь бессмысленных поступков…
– «Я теперь скупее стал в желаньях». Но у вас остались хотя бы неисполнившиеся мечты?
– Нет! Ни одной! А я никогда не умел мечтать. Мечты – это цели. Есть цель – ищешь, как ее достигнуть. Просто сидеть и мечтать о чем-то оторванном от реальности – я себе такого даже не представляю.
– Что же сейчас для вас самая большая ценность?
– Семья. Мои сыновья, дочь.
– Еще и дочь? Тогда вам пора получать удостоверение многодетного отца. Когда же вы успели?
– Одиннадцать месяцев назад. Рождение девочки, к тому же после двух мальчиков, – это что-то особенное. Особенное чувство. Причем не только для меня, но и для моих родителей. Я был у них единственным сыном, и у нас с Дашей до сих пор рождались только сыновья. Неудивительно, что вы ничего об этом не знали. Я уже давно, слава тебе господи, лицо не публичное. Поэтому новости о моей личной жизни не попадают в прессу.
– Вы рады такому «невниманию»?
– Еще бы! О самых важных для тебя вещах лучше говорить как можно меньше. Идеальный вариант – вообще не говорить. Я понял это давно, еще в те годы, когда плавал. Успех любит тишину. Как, впрочем, и счастье.
– Ваш секретарь мне также заметила: «Александр Владимирович не дает интервью. Это его кредо». Спасибо, что сделали исключение. Интервью вы не даете именно в силу того, о чем только что сказали?
– Не только. У меня очень часто пытаются выяснить, как я отношусь к тем или иным вещам, происходящим в нашей сборной по плаванию. Я многое мог бы сказать. Но, если я начну говорить все, что я думаю на самом деле, некоторые люди, сидящие в своих офисах, заметно изменятся в лице. А сама ситуация не изменится. Другое дело, если бы от меня что-то зависело. Да и в этом случае я бы предпочел не говорить, а действовать.
«В ЧЕМ ОТСТАЕМ? ДА ВО ВСЕМ!»
– Вам тяжело сознавать, что со своими огромными достижениями, опытом вы совершенно не востребованы в сборной?
– Поверьте, мне достаточно и других переживаний. Вы хотите услышать правду? Пожалуйста. Я вам ее скажу. Да, тяжело. Только и здесь я не могу ничего изменить. Мне ничего не предлагают, а самому себя предлагать не позволяет чувство собственного достоинства.
– Понимаю вас. По той же причине к работе со сборной России оказался непричастен ваш тренер Геннадий Турецкий?
– Да, именно по этой. К Геннадию Геннадьевичу обращаются пловцы из других стран. Насколько я знаю, он никому не отказывает. И не отказал бы ни в коем случае не только нашим пловцам, но и некоторым тренерам, если бы они пришли поучиться чему-то, посоветоваться.
– Однако этого не происходит?
– За редким исключением.
– Аркадий Вятчанин, один из лидеров сборной России, но, увы, из нее прошлым летом отчисленный, предпочел тренироваться в США. Так же поступил некогда конькобежец Иван Скобрев. Феноменальные результаты в шорт-треке были достигнуты благодаря корейцу Джимми Джену, которого, правда, в команде уже нет. И все рассказывают примерно одно и то же: «Поначалу нагрузки, предложенные тренерами-«варягами» нас ошарашили. Затем мы уже не представляли, как можно работать иначе». Создается впечатление, что мы безнадежно отстаем. И, если не принимать мер, разрыв в дальнейшем будет только увеличиваться.
– Разумеется, отстаем! Причем во всех направлениях – от медицины до методологии. Это не означает, что все погибло и все потеряно. Нужно что-то делать. А для начала – признать себя отстающими. Пока, как мы видим, этого не происходит.
– «Летняя» сборная России, которой предстоит выступить в Лондоне, по итогам чемпионатов мира, прошедших в этом сезоне, уверенно держится на третьем месте. Стоит ли обольщаться этой позицией?
– Я бы не стал. Особенно в отношении плавания. Почти все медали, стоящие против слова «плавание» в графе условного медального зачета, выиграны синхронистками. Почему-то синхронное плавание у нас кто-то решил объединить с собственно плаванием. А стоит вычесть медали синхронисток – что получится в сухом остатке? Место в районе 27‑го?
СИДНЕЙСКАЯ ЗАГАДКА НАВСЕГДА
– В 2001 году в Париже с огромным успехом прошла презентация вашей автобиографической книги на французском языке. Наверное, что-то из того, о чем вы писали тогда, вам видится уже иначе?
– Да, возможно. Но я не только в самом себе, но и в своей книге не изменил бы ни строчки. Я не из тех людей, кто дает слово, а потом забирает его обратно. Что сказано, то сказано. Это уже история.
– Если бы вы сейчас решили написать книгу…
– Книг я больше писать не буду. В моей жизни не происходит настолько глобальных событий, которые стоило бы описывать. Да и сами подумайте: кому это может быть интересно – моя книга? Вы же, наверное, замечаете, какого рода литература теперь наиболее востребована.
– Мы уже не самая читающая страна в мире.
– Вот и я о том же.
– Ну что ж, я чувствую, пора мне, наконец, вам во всем признаться. Этой минуты я ждала 11 лет.
– Да что вы?! Это какая-то шутка?! Вы меня заинтриговали.
– Нет, это вы меня заинтриговали. 11 лет назад. Какие уж тут шутки… После поражения на Играх в Сиднее вы сказали мне в микст-зоне загадочную фразу. Расшифровать ее не смог даже Денис Панкратов, ваш давний партнер по сборной, двукратный олимпийский чемпион Атланты. То, что вы проиграли, – это был шок. Для всех. Незадолго до Сиднея вы побили мировой рекорд на 50‑метровке. Но ваше объяснение поражению стало шоком для меня лично: «Оглянитесь назад – и вы сами все поймете». Сейчас вы уже можете сказать, что вы имели в виду?!
– Нет. Это одна из тех вещей, которых я никогда и никому не расскажу. Вы правильно восприняли это как некую загадку, понять ее способны лишь два-три человека. С ними я мог бы об этом поговорить. Лично. И при закрытых дверях. У моего поражения были серьезные причины. Сделать их всеобщим достоянием я не готов. Просто не хочу этого.
– Видимо, Денис Панкратов был прав, заметив мне тогда же, в Сиднее: «Александр Попов – человек-загадка. Для того чтобы понять, что он имеет в виду, нужно знать, о чем он думает. А о чем он думает, не знает никто».
– Ни о чем таком особенном, сверхъестественном я не думаю, поверьте. Живу сегодняшним днем, его заботами. Иногда, конечно, вспоминаю о прошлом, но спокойно и где-то даже равнодушно. Время от времени читаешь о том, как кто-то из великих спортсменов прошлого пытается вернуться, причем иногда в другие виды спорта. А у меня и мыслей подобных не возникает. Эта игра уже сыграна…
– И все-таки вы плаваете? Иногда? Для собственного удовольствия?
– Пытался. Несколько раз. Быстро бросал. Ловил себя на том, что начинаю соревноваться с секундомером,– и с этим решительно ничего невозможно поделать! Ну и… Снимал очки. И уходил в душ.
