Лидер сборной России по прыжкам с трамплина Дмитрий Васильев: А лыжи я зову «скрипочки»...
СОБЫТИЕ ДНЯ. СОЧИ-2014
РАЗГОВОР О ГЛАВНОМ
«Срочно еду в Нижний Новгород», – оправдывается в трубку «подбитый» лыжный летчик (лидер сборной Васильев восстанавливается после травмы на родине). – Завтра есть часок свободного времени, от силы».
Я вылетела в Уфу «на часок». Взглянуть на призера этапов Кубка мира в уникальном виде спорта, где лучший прыгает последним, а пожелание попутного ветра звучит издевательски…
Не успела я вселиться в «Азимут» в центре Уфы, как «летчик» примчался сам. Припарковал у гостиницы машину и появился с любимой девушкой. Двадцатилетняя Тансулпан Сиражетдинова (мисс Башкортостан-2009) стеснялась, но поддалась на уговоры прогуляться. На аллеях родного города ни первую красавицу, ни ее титулованного жениха (Васильев 8 раз поднимался на подиумы этапов Кубка мира) не узнавали…
— У меня при знакомстве спрашивают: «Ты чем занимаешься?» — Дима начинает с анекдота. – Я отвечаю: «Спортом». – «Каким?» — уточняют. – «Прыгаю на лыжах с трамплина». – «А-а, — говорит собеседник. – У вас Дмитрий Васильев хорошо прыгает». – «Да-а-а».
Без шлема тридцатилетний прыгун (даже в черных очках) смотрится моложе, чем на телеэкране. Очки в Уфе – главный писк весны. При первом намеке на солнце люди в куртках облачаются в очки всем городом. Кто не в очках – тот чужак…
«А КОРОЛЬ-ТО – ГОЛЫЙ!»
— Я физическую нагрузочку с детства принял, — Дима вовсю двигает правой прооперированной ногой, которую будет «разминать» по асфальту всю нашу часовую прогулку, – мы летом в родной деревне Лентовке целыми днями на озере плавали.
— Итак, плавать вы умеете. Летаете, похоже, лучше многих в России. А трактор водите? – спрашиваю у сына тракториста.
— Вожу, — хвастается. – Я даже работал в двенадцать лет на деревенских каникулах помощником комбайнера. Бабушка мною гордилась невероятно! Мне в том возрасте денег на руки не полагалось. Так я на комбайне пахал – а бабушка ездила в сельсовет за моей зарплатой. Но я мечтал не комбайнером стать, а водителем автобуса.
— Какой была ваша первая техника?
— Трехколесный велосипед. В Уфе меня мама отпускала кататься во двор лишь под присмотром старшей сестры. Но только та отвернется – я быстро отъеду к соседнему подъезду, скину с себя все вещи (я любил голый выходить!), и обратно — на велик. А подруги сестре кричат: «Опять твой братишка голый катается!». А когда исполнилось четырнадцать, отец подарил мне мотоцикл. Я еле доставал ногами до земли (смеется) и парковался к забору. Но уже в одежде.
— Был у вас в школе предмет, по которому вам ставили одни пятерки?
— Физкультура. Мы там по шесту лазали. Только я это… (подбирает слова) не любил учиться. К двойкам я относился так, как будто это мое. Пока другие учатся, берешь лыжи – и в лес.
— А что происходило дома, когда дозванивались учителя?
— У нас телефона не было. (Молчит.) Но меня и так каждый день наказывали. Я шалил. Толкнул в школе пацана – тот упал и портфелем разбил окно. Так и пошло: я стекла бью – папа идет, вставляет.
— Вас хотя бы раз в пример ставили?
— Один раз. (Рассказывает в охотку.) На уроке литературы надо было прочитать отрывок и пересказать его. Мне четыре за чтение поставили и за пересказ – пять! После меня отличница читала – ей две четверки. Та в слезы: «Почему Васильеву пять, а мне четыре?». А учительница ей говорит: «Потому что ты, отличница, должна была текст намного лучше пересказать, а Васильев — для себя — текст пересказал отлично».
«МОЛИТВА ВЕТРА»
— Но почему трамплин?
— Молодой тренер по прыжкам с трамплина зашел к нам в школу, когда я был в третьем классе. Тренировались в лесу у школы. Нам туда принесли широкие прыжковые лыжи – сначала мы на них с горки катались, а потом тренер построил небольшую кочку и объяснил: «Надо попасть в самую кромку и оттолкнуться!». Когда нас перевели на трамплин, мы прыгали по трое на одних лыжах. Вышек не хватало. Друг меня в горные лыжи сманил. Год поездил – не мое. Вернулся на трамплин.
— Как принял тренер отступника?
— Тренер за год сменился. А новый на меня смотрит (я маленький, пухленький) и думает: «На фиг он мне нужен?». «Приходи завтра!». Я пришел назавтра – он опять: «Времени нет». Я и в третий раз пришел. Выдал он мне самые плохие лыжи с ботинками. Тренер на мой прыжок глянул, удивился: «Мальчик будет прыгать!». За одну зиму я до сорокаметровой вышки дошел.
— Что сильнее наверху – страх или ветер?
— Нам иногда перед прыжками попутного ветра желают. Мы отвечаем: «Не надо!». При попутном ветре, даже если ты исполнишь прыжок технически правильно, результата не будет. Самый добрый – это встречный ветерок. Он тебя поднимает, и ты дальше улетаешь. Но сильный и встречный опасен: вылетаешь со скоростью сто километров в час, и если ветром от крепления лыж лямки вырвет, можно сальто сделать… А к страху привыкаешь. Есть небольшой, но ты с ним живешь. Хотя бывает, человек переходит на большой трамплин и «завязывает»: появляется сильный страх. Даже у меня (после семнадцати лет прыжков), когда начинаю прыгать летом после перерыва и иду сразу на большой трамплин, коленочки подрагивают…
— Помните, как у Пушкина в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях»: «Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч…»? В футболе вратари со штангами разговаривают, а вы с ветром?
— «Ветерочек! Давай, подуй, мой встречный, к нам!» – зачитывает Васильев свою ветряную молитву. – А лыжи я зову «ласточки» или «скрипочки». Говорю им перед прыжком: «Давай, скрипочки, не подведем сейчас – спрыгнем далеко».
«КОСТЬ ВЫЛЕТЕЛА НА ШЕСТОМ ПРЫЖКЕ»
— Тяжело к новым «скрипочкам» привыкается?
— Я по пять пар беру и тестирую – прыгаю в них. Выберу себе одни, а остальные раздам молодежи – в Уфе полтрамплина в моем инвентаре занимаются.
— «С ноги Васильева»?
— Ну. Если лыжи очень хорошие – могу их на второй сезон оставить. То же – с комбинезонами. Нашел удобный и берег его: только на соревнования надевал, а прыжки делал в других. Он у меня в чехольчике висит.
— Представьте ситуацию: вам прыгать – а у вас лыжи исчезли…
— Страшно. (Молчит.) Мои боевые лыжи у смазчика лежат, он их готовит: только прыгнул, сразу заношу «ласточек» к нему. Вот белорусы на соревнованиях в Австрии свои лыжи в гостинице в коридоре поставили – а там море болельщиков идут мимо – и одну пару лыж умыкнули… Меня же самого 1 января обчистили. С утра собирались на соревнования, а после них должны были уезжать. Понес вещи из гостиницы в автобус, в номере только сумку оставил: ноутбук, паспорта, телефон, деньги. Поднялся наверх – а сумки нет…
— Какое место вы тогда заняли?
— Двенадцатое. Еще мысль мелькнула: как начал год – так его и проведешь. И правда – травма, операция и больше полутора месяцев на костылях… (Шмыгает носом.) Когда я упал, австрийские врачи неверный диагноз поставили: «Потянул крестообразные связки – десять дней покоя». Мы перед Олимпиадой поехали в Норвегию, я пять прыжков сделал – и все. А когда оперировали, залезли в ногу и сказали: «Эта травма – не сегодня. Еще когда ты упал, у тебя фрагмент в мениске откололся. Из-за этого кость не держала».
— Шок был?
— На шестом прыжке кость вылетела. Я на снег лег и думаю: «Ну все. Олимпиада — мимо».
— Слезы навернулись?
— Почти. Я долго лежал. Не мог встать. Боль адская. Подбежали ребята из команды, доктор. Сняли с меня лыжи, подняли. «Ну, как ты, Дим?» – «Похоже, все. Накрылся». (Твердо.) Но я руки не опускаю! В Сочи надо будет показать, что я могу еще прыгать далеко и красиво.
— Травма при падении объяснима. А как вы умудрились несколько лет назад заработать травму, обжаривая поросенка?
— Я сидел на корточках, в очень низком положении. И переваливался с ноги на ногу: мениск напрягался, и травма – на ровном месте. Мне из колена жидкость выкачивали, я от тренера таить не стал: «Поросенка жарил».
«ПОЛЕТЫ» ВО СНЕ И НАЯВУ»
— Прыжок – словно миг? Или перед глазами успевает пролететь вся жизнь?
— Бывает, что вылетаешь – и лыжи «уходят». Вот тогда мелькает перед глазами что-то из жизни. Но когда останавливаешься, уже не помнишь, что это было. Мысль одна: «Ух, пронесло!». Обычно, как вылетел, сразу можешь понять: или ты улетаешь далеко, или не очень. И если чувствуешь: попер! – вот это самый наш кайф. В полете думаешь об ошибках, потому что хочется, чтоб все красиво вышло. Но думать надо очень быстро: прыжок проходит за шесть-восемь секунд.
— А хочется, чтоб прыжок длился дольше?
— Для этого есть большие трамплины – там прыгаешь за двести метров. Их называют «полеты». Вот там чувствуешь: да-а, ты летишь! Но «полеты» проводятся раз-два в сезон. Они травматичные, и если ветер больше 6 м/с – соревнования отменяются.
— Вы с парашютом прыгали?
— (Вздыхает.) Не поверите – боюсь. Как предлагают – сразу мысль: «А если не раскроется? И ничего не сделаешь». А парашютисты, наверное, о нас думают: «Как они на лыжах прыгают? Дураки, что ли?».
— Сколько прыжков подряд можете сделать за день?
— Десять – на первой тренировке и на второй – прыжков шесть.
— Голова кружиться не начинает?
— Нет. Когда у меня не получалось, я и по двадцать прыгал. Тренер кричит: «Давай, заканчивай!», а я ему: «Нет, еще!». Количество выбивает нехорошие прыжки. Но как только пошло – надо прыгать меньше. Приехал, прыжка четыре отточил – чтоб в полете было красивей – и закончил.
— Из-за чего у классных прыгунов с трамплина на стартах случаются срывы?
— Ты первую попытку прыгаешь хорошо, а когда поднимаешься на вторую, над трамплином объявляют, как прыгнул твой предшественник. И ты начинаешь думать: «Мне сейчас надо прыгнуть 150 метров, потому что сосед прыгнул 145». А когда ты вкладываешь все силы в то, чтоб прыгнуть дальше соседа, не получается ничего. Поэтому в одиночных прыжках я стараюсь не видеть и не слышать, кто как прыгнул.
— Это как?
— Там, наверху, есть комната. В комнате отдыха стоит телевизор – ты можешь взглянуть на одного-двух, как они прыгают: чтоб сориентироваться, какой ветерок. Но потом развернулся, размялся – и думай о своем.
— Почему вы в нашей русской четверке – Корнеев, Росляков, Карелин, Васильев – прыгаете последним?
— У нас в командных соревнованиях от последнего зависит все. Как он? Устоит? Или сорвет прыжок и подведет всю команду? Вот Дениса Корнеева всегда ставят первым: прыгай он последним – его всего затрясет: «Вроде идем третьими. Как бы не сорвать…».
ОПЕРАЦИЯ ВОЛЬФГАНГА
— Вы в конфликте федерации и вашего экс-тренера немца Штайерта на чьей стороне?
— Я с этим тренером провел пять лет. И знаю, что нам Штайерт позарез нужен. Без него – никак. Тренировки у Вольфганга не отличались от тех, что были у других тренеров. Но при немце пошел результат. То, что у нас в сборной теперь инвентарь высшего уровня, – это только благодаря Штайерту.
— То есть главная заслуга иностранного тренера – это инвентарь?
— Даже если ты технически на сто процентов правильно исполнишь прыжок, но у тебя среднего класса инвентарь, высокого результата не жди. А Вольфганг в организационном плане – сильный человек. У нас вечером скорость упала – он мог ночью, пока мы спим, взять наши лыжи, поехать за пятьсот километров и нарезать новую структуру на лыжах, чтобы у нас скорость прибавилась на полкилометра. Он вечером уедет – утром приедет. Тысячу километров туда-обратно за ночь намотает, но привезет лыжи к началу стартов.
— Отчего же за немца не заступились?
— Заступиться можно было, если б вся команда написала письмо. Но большинство на Штайерта жалуются и считают, что он им не подходит.
— Почему?!
— Потому что они результат не могут дать. А я считаю: если у тебя не получается – ищи ошибки в себе, а не в тренере.
— Надо было вашим ребятам, чтоб не жаловались, рассказать про футбольного немца, работавшего в «Сатурне». Юрген Ребер гонял игроков в шальные кроссы по асфальту Подмосковья и запирал на базе на две недели.
— Когда к нам пришел Вольфганг, у меня был лишний вес: вместо 64 килограммов – 73. Он все время выходил со мной – и мы бежали кросс: полчаса в одну сторону, полчаса в другую. Пока бегали, я немецкий выучил.
— Президент вашей федерации уволил немца посреди Олимпиады, 23 февраля, по электронной почте…
— У меня был шок. Штайерт мне эсэмэску прислал: «После Олимпиады я с вами не работаю». Вольфганг им сказал: «Какие медали?! Пусть Славский спустится с облаков. Я же говорил, что, если Васильева нет, кто-то из наших в пятнашку попадет в лучшем случае!».
— Правда ли, что Штайерт оплачивал вам операцию?
— Когда Вольфганг узнал, что без операции не обойтись, он мне сказал: «Если хочешь прыгать – надо делать в Германии». Я спросил: «Сколько?». Штайерт узнал. Оказалось — пять тысяч евро. Он позвонил в федерацию, а там сказали: «Мы ему уже нашли специалиста у нас. Пусть едет домой!». «Не волнуйся», — успокоил немец и позвонил нашим спонсорам. Меня отвезли в Германию и сделали операцию. Жил я дома у его друга – там за мной ухаживали, кормили. В больницу только на массаж возили.
«ВОСКРЕСНЫЙ ПАПА»
...Дима и Тансулпан (все интервью она скромно промолчала) познакомились три года назад в парке. В Уфе в тот день гастролировала латиноамериканская танцовщица. А еще в тот день Димины друзья ехали за девчонками на машине по бордюрам.
— А перед 8 Марта, — карие глаза Тансулпан засияли, — я уехала с родителями в другой город. Дима примчался туда на машине – только чтобы подарить мне цветы.
— Так вот, — смущенный романтик Васильев скорее переводит тему, — прыгать мне врачи разрешили лишь с конца августа. А заниматься с конца мая начну. У нас зимой чемпионат мира.
— А загсы круглый год работают, – стреляю глазами в сторону Тансулпан. – Боитесь, как парашютов?
— Боюсь. Я ж все время на сборах! (С чувством.) А вдруг мой ребенок на меня глянет и спросит маму: «А это кто?». (Тансулпан рассмеялась на прощанье.)
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Дмитрий ВАСИЛЬЕВ
Родился 26 декабря 1979 года в Уфе.
Рост 178 см. Вес 65 кг.
Семейное положение: холост.
Окончил Уральскую государственную академию физкультуры и спорта.
Главное достижение: 5-е место в общем зачете Кубка мира (2008–2009), 2-е место на этапах Кубка мира (Гармиш-Партенкирхен, Германия и Лиллехаммер, Норвегия).
