Скромное обаяние нижегородского молчуна

ГОСТЬ РЕДАКЦИИ

Человека, который сегодня стал героем нашей рубрики «Гость редакции», смело можно назвать символом своего клуба. Вернувшись в начале этого сезона в родное «Торпедо», Павел Торгаев стал капитаном команды. Во многом благодаря его усилиям клуб преодолел затяжной спад: четыре победы подряд в последних матчах – лишнее тому подтверждение.

Помните анекдот, в котором еврею поручили продавать песок в Сахаре? Хитрый представитель избранного народа в итоге выбрался сухим из воды. Этот случай вспомнился после того, как Торгаев в очередной раз попытался вместо интервью сделать рекламу своим партнерам по команде, а после очередной просьбы о встрече своеобычно заметил: «Да что вы все обо мне-то хотите писать? Напишите вон о Поддяконе, как хорошо в последнее время играет, или вон Олег Наместников сколько лет предан одной команде. А обо мне все уже написано. Совсем недавно интервью давал. В прошлом году…» Подумалось: может быть, человеку, за плечами которого 11 сезонов в родном «Торпедо» и более полусотни матчей в НХЛ, просто нечего сказать? Вряд ли. И разговор только подтвердил это. Когда мне все же удалось продать песок в Сахаре (не спрашивайте как), час, отведенный Торгаевым для беседы, незаметно трансформировался в два. А в самом конце разговора Павел несколько раз произносил: «Да, и вот еще что хочу сказать…»

МАМА БЫЛА ПРАВА

— Павел, почему такая нелюбовь давать интервью?

— Не знаю, возможно, дело в характере. Не люблю распространяться на людях о себе, о своей личной жизни. И потом, считаю, что помимо меня достаточно кандидатов занимать газетные площади (смеется).

— У многих хоккеистов это связано с суевериями. Вы из их числа?

— То, что я верю в приметы и стараюсь по возможности не нарушать их, – факт. Но никаких особенных ритуалов у меня нет.

— Вы верующий человек?

— Да, и в церкви по возможности стараюсь бывать. Хотя крестили меня не в детстве, а в уже довольно зрелом возрасте. Мама настояла на этом. Тогда больше под ее влиянием сделал этот шаг. Однако потом не раз убеждался в его правильности. И когда родились дети, крестили их здесь, в России.

— Родители всю жизнь прожили здесь?

— Да, они оба работали в речном пароходстве, отец был капитаном, а мама – радистом на том же самом корабле. Папа, к сожалению, уже умер. Родился я в городе Бор (город находится на противоположном Нижнему Новгороду берегу Волги. – Д.Н.), а спустя три года мои родители переехали в Саранск, где я и сделал первые шаги на льду. При нашей школе, кстати сказать, самой обыкновенной, была хоккейная секция, в которой я не без успеха занимался.

— Как же удалось перепрыгнуть из дворовой команды в систему «Торпедо»?

— Когда мне было 11 лет, наша команда под названием «Светотехника» однажды отправилась в Ленинград на финальные игры клуба «Золотая шайба». И там я приглянулся известному тренеру Владимиру Петровичу Садовникову.

— И вы на одиннадцать лет связали свою судьбу с «Торпедо». За какие места боролся тогда нижегородский клуб? Мог ли рассчитывать на попадание в призеры?

— Пока первенство страны разыгрывалось путем гладкого чемпионата, «Торпедо» боролось и иногда занимало высокие места. Не призовые, но достаточно почетные. Безусловно, тягаться с московскими командами было крайне тяжело.

— Какой из этих сезонов был для вас самым удачным?

— Какое-то одно первенство выделить довольно сложно. Наверно, это середина восьмидесятых, когда в «Торпедо» подобралась очень хорошая команда. Варнаков, Скворцов, Ковин, Астафьев, Вязов — всех великолепных хоккеистов просто невозможно перечислить. К тому времени они были уже состоявшимися мастерами, в отличие от меня.

— Сложностей в общении не возникало?

— Какие сложности? Моего прихода никто и не заметил. Появился еще один пацан в большой группе новичков перед очередным чемпионатом. Обычное явление. Постепенно становилось ясно, что я сюда пришел всерьез и уходить не собираюсь. В этом большая заслуга Николая Ивановича Карпова, в ту пору главного тренера «Торпедо». Он потихоньку стал подпускать меня к основной команде. Это началось, когда я еще учился в десятом классе. Сначала просто к тренировкам, а после прихода на тренерский мостик Юрия Ивановича Морозова я стал регулярно участвовать в матчах за основной состав «Торпедо».

МЕЖДУ КОНТИНЕНТАМИ

— Первый советско-российский период в жизни Павла Торгаева завершился отъездом в Финляндию в 1993 году…

— Мысли о переезде в какой-нибудь другой российский город тогда не возникло. Здесь все родное. Живет моя мама, родители супруги. А насчет заграницы… Тогда, наверно, такая волна была, все куда-то уезжали. Можно сказать, что и меня она унесла из страны. Сначала я попал в команду, связанную с ТПС, являвшуюся по сути ее фарм-клубом. В то время в составе ТПС играли Александр Смирнов и Герман Титов, и я, по финским правилам, уже не проходил в команду, являясь третьим лишним иностранцем. Но я ни о чем не жалею. В то время все за границей казалось в диковинку и посмотреть на совершенно иную жизнь было весьма полезно.

— Что удивило больше всего человека, прожившего всю сознательную жизнь за железным занавесом?

— В смысле условий жизни – просто сказка. А игра… Конечно, уровень большинства местных команд был ниже, чем у наших. Но финские лидеры показывали игру весьма зрелую. Что-то я для себя, безусловно, почерпнул.

— А как решали проблему с языком?

— Через год я уже сносно разговаривал по-фински. По крайней мере партнеры-финны говорили, что у меня довольно хороший разговорный язык. Я до сих пор, когда слышу финскую речь, понимаю, о чем разговор. Но вот поддержать его, к сожалению, уже не могу.

— Почему же ваша карьера в ТПС после довольно удачного сезона не сложилась?

— По многим причинам. Скорее всего, Юрзинову понадобился еще один центральный нападающий, а я играл в то время с краю. Поэтому в ТПС приехал из Риги Вячеслав Фандуль. И потом в межсезонье стало известно о том, что я задрафтован клубом НХЛ «Калгари Флэймз». Возможно, руководство клуба держало в уме мой возможный отъезд за океан, поэтому решило не рассчитывать на меня.

— А сами рассчитывали уехать в «Калгари»?

— Быть задрафтованным – вовсе не значит то, что ты уже в следующем сезоне окажешься в составе положившей на тебя глаз команды. Так вышло и в случае со мной. Я никуда не уехал, и тут подвернулся вариант с другим финским клубом – «Ювяскюля». Вообще известие о драфте стало для меня полной неожиданностью. Знал, что многих ребят из ТПС, которым тогда руководил Владимир Юрзинов, поставили на драфт, но чтобы меня… Ведь не мальчик уже давно, 28 лет.

— Знали что-нибудь о заокеанском хоккее?

— Безусловно. И в Калгари доводилось бывать, когда играли с олимпийской сборной Канады. Пару раз ходили на матчи «Флэймз». Но предположить, что когда-нибудь сам выйду на этот лед, конечно, тогда не мог. Да и не думал тогда об этом. А вот о чем точно не знал, так это о том, когда нужно ехать в тренировочный лагерь, о сроках, в которые надо успеть заключить контракт. Таким образом, уже после того, как я подписал соглашение с «Ювяскюля», агент договорился о моем приезде в «Калгари». Финский клуб меня не отпустил, и пришлось еще сезон играть в Суоми.

— Сильно расстроились?

— Конечно. В то время «Калгари» тренировал Дэйв Кинг, который знал о моем возможном приезде и был заинтересован в моих услугах. Он был тогда еще и тренером олимпийской команды Канады, с которой нашей сборной не раз приходилось играть. Мне звонил и помощник Кинга, спрашивал, хочу ли я приехать, — одним словом, меня ждали. По окончании сезона «Флэймз» возглавил Пьер Паже, у которого, очевидно, были свои мысли по поводу формирования команды. И меня в этих его мыслях, судя по всему, не было (смеется).

УСТАНОВКА НА ПАЛЬЦАХ

— И все же на следующий год форму «Калгари» вы примерили…

— Не сразу. Перед отъездом Паже предупредил меня, что начну я в фарм-клубе «Флэймз» — «Сент-Джонсе». Он сказал фразу, смысл которой сводился к тому, что лучше, мол, начать снизу и подняться наверх, чем наоборот.

— Кстати, вновь о языке. Появилась необходимость в срочном порядке изучать английский…

— Да, если учесть, что в школе учил немецкий. Никаких учителей в Канаде у меня не было. Партнеры помогали, чем могли. А тренерские установки… Обычно все это демонстрируется на макете. Одним словом, на пальцах (смеется).

— Помните первую игру за «Флэймз»?

— Конечно. Мы играли дома против «Колорадо». Морально я был готов выйти на лед, тем более что до этого уже провел в основном составе команды несколько выставочных матчей. Так что особой нервозности не испытал.

— Наши в то время в «Калгари» были?

— Герман Титов, которому я очень благодарен за то, что он поддержал меня в непростой обстановке.

— Помните, кому забили первую шайбу в НХЛ?

— «Филадельфии» в гостях. Знаете, особого восторга по этому поводу не испытал. Это результат долгой работы, и потом бурное выражение восторга мне вообще несвойственно.

— Какие задачи тогда ставили перед собой «Флэймз»?

— Изначально цель у всех энхаэловских клубов одна: попасть в плей-офф. Что особенно интересно, «Калгари» в тот сезон это сделать удалось. Однако то было последнее до сего времени появление там канадского клуба. В первом раунде плей-офф мы проиграли «Чикаго». Трудно сказать, что стало тогда камнем преткновения. Плей-офф в НХЛ – самое непредсказуемое, что есть в хоккее.

ФАРМ-КЛУБ НЕ ПО МНЕ

— С 95-го по 99-й год вам пришлось помотаться между континентами…

— Я подписывал контракт с «Калгари» на два года. После закрытия тренировочного лагеря перед сезоном-96/97 я вдруг услышал от Пьера Паже старую песню о фарм-клубе. Меня она в корне не устраивала. А как раз накануне в швейцарский «Лугано» уехал мой партнер по «Калгари» Микаэль Нюландер. И когда агент предложил мне поехать в Швейцарию, не раздумывая упаковал чемоданы и отправился в Европу. Вообще-то принимать скоропалительные решения по серьезным вопросам – не по мне. Но тут особый случай. Я был морально готов к тому, что придется покинуть «Калгари».

— …чтобы на следующий сезон надолго распрощаться с «Флэймз».

— Совершенно верно. Канадцы не были заинтересованы в моих услугах, а вот швейцарцы – напротив. И я оказался в «Давосе».

— Семья все это время ездила с вами?

— Нет, они жили и продолжают жить в Канаде. Сначала не хотелось дергать сына из школы. К тому времени он уже очень хорошо говорил по-английски, освоился. Да и в Давосе не было рядом школы с английским.

— И вот наступило третье пришествие Павла Торгаева в Северную Америку…

— Да уж (смеется). Перед сезоном-1999/00 я поехал в Канаду к семье, а агент в это время вел переговоры о моем будущем. Честно говоря, я особо не расстроился, если бы он не договорился с «Калгари». Канадцы в тот год делали ставку на молодежь, о чем мне недвусмысленно и заявили. Поэтому агент на всякий случай подыскал мне вариант в Германии. Однако буквально за несколько дней до отъезда все повернулось с ног на голову. Звонок из Калгари, и я вновь в команде. Правда, в ноябре меня выставили на вэйвер-драфт и я уехал в «Тампу».

МОГЛИ ОБЫГРАТЬ «ЛОКО»

— На этом скитания по чужбине закончились. Потянуло на родину?

— Были варианты продолжить карьеру и в Швеции, и в Финляндии. Но тут позвонил тогдашний директор спортклуба «Торпедо» Виктор Харитонов и предложил вернуться в родную команду. Я подумал: «А почему нет?»

— А семья?

— Родные остались в Канаде. Мы с женой посоветовались и решили, что так будет лучше. В первую очередь для обучения детей. Образовательные системы в Канаде и России отличаются довольно сильно, плюс язык. Безусловно, жить вдали от семьи – мука.

— Как сложился первый сезон после возвращения?

— Нормально, однако по его окончании я все же уехал в Череповец. Это связано прежде всего с тем, что в «Торпедо» на тот момент царила полная неясность. Финансирования как такового не было, неясно было, сможет ли клуб вообще выступить в первенстве страны. Да и, признаться, других предложений, кроме как от «Северстали», не поступило.

— «Северсталь» в эти два сезона добилась многого. Бронза, а затем и серебро. За счет чего это стало возможным?

— Многое слилось воедино. Подобрался хороший спаянный коллектив, да и в городе к команде относились, я бы сказал, трепетно. И городское руководство, и руководство металлургического комбината. Все условия создали.

— Чего же не хватило «Северстали», чтобы шагнуть чуть выше?

— Так сразу и не скажешь. Возможно, если бы в финальной серии против «Локомотива» удалось зацепить хотя бы одну игру в Ярославле, то кто знает, чем бы все в итоге обернулось. Ну и нельзя забывать о том, с кем мы играли, какого уровня был соперник. Хотя на протяжении сезона мы все время сражались с ярославцами на равных.

ТРЕНЕРА ТОРГАЕВА НЕ ЖДИТЕ

— Были варианты остаться в Череповце?

— Только на уровне разговоров. А тут в суперлигу вернулось «Торпедо», в руководстве клуба произошли большие перемены к лучшему. Его директором стал Николай Горшков, с которым нам доводилось вместе играть, и дружили мы с тех пор, как пришли в команду.

— Как-то мы упустили из виду ваши взаимоотношения со сборной…

— В первый раз меня призвали под ее знамена в 16 лет, была это юношеская сборная и играла она два товарищеских матча с командой ЧССР. Любопытно, но когда меня в 1986 году впервые вызвали в главную команду страны, она тоже проводила товарищеские игры со сборной Чехословакии. А ощущения? Ну какие может человек испытывать чувства, когда в сборную приезжает? Конечно, эмоциональный подъем очень сильный.

— Как вы считаете, ваши взаимоотношения со сборной страны могли сложиться лучше?

— Наверно. Но на тот момент под флагом главной команды выступало очень много великолепных мастеров. И я считаю, что не всегда отвечал требованиям этой звездной компании.

— Расскажите немного о семье.

— С женой Натальей познакомился в торпедовской школе-интернате спортивного профиля. Она занималась легкой атлетикой. Встречались как и все подростки нашего возраста, но серьезными отношения стали уже позже, после окончания школы. У меня два сына, Дмитрий и Михаил. Старшему – 15, младшему – 6. Старший сначала попробовал заниматься хоккеем, но потом решил, что больше ему нравится футбол. Младший же вообще сразу прикипел к футболу. Наверно, это произошло потому, что у них есть наглядный пример: хоккеем заниматься всерьез не стоит. Отца-хоккеиста дома днем с огнем не сыщешь (смеется). И потом, травмы в нашей игре посерьезнее, нежели в футболе. И потом, пока я не вижу, чтобы занятие спортом могло бы у кого-то из детей перерасти в профессию.

— Можно ли сказать, что ваши родные, долго живя в чужой стране, стали там своими?

— Нет, своими они там никогда не станут, хотя в Канаде это сделать, думаю, проще, чем где-либо еще. Многонациональное государство, люди там не делают разницы между приезжими и коренными жителями страны. Язык, конечно, дети не забыли, поскольку мы всегда говорим дома только по-русски.

— Чем любите заниматься в свободное время?

— Хожу на рыбалку, собираю грибы, естественно, когда нахожусь дома в отпуске, очень люблю потом поесть суп из этих самых грибов.

— Какую музыку предпочитаете?

— В основном нашу эстраду 80-х годов.

— Есть у игрока Торгаева секрет хоккейного долголетия?

— Пожалуй, все можно свести к одному: относись к себе правильно. Что касается травм, то я считаю, что они – несчастный случай, а не результат плохой готовности игрока. Недавний случай с ярославцем Стонкусом это только подтверждает. Будь там расстояние до борта чуть меньше, никаких печальных последствий не было бы.

— Рано или поздно, но коньки на гвоздь повесить придется. Нет мыслей, чем заняться по окончании карьеры?

— Мысли-то есть, но вот говорить об этом, наверно, тоже в силу неких суеверий, не хочется. Во всяком случае, с хоккеем эти планы не связаны. Так что тренера Торгаева не ждите (смеется).

 НАША СПРАВКА

Павел ТОРГАЕВ

Родился 25 января 1966 года. Нападающий. С 1982 по 1993, 2000/01 и с 2003 – «Торпедо» (Горький, Нижний Новгород). 1993/94 – ТПС (Турку, Финляндия), 1994/95 – «Ювяскюля» (Финляндия), 1995/96 – «Сент-Джон» (АХЛ), «Калгари» (НХЛ), 1996/97 – «Лугано» (Швейцария), «Сент-Джон», 1997/98 – «Давос» (Швейцария), 1998/99 – «Фрибург» (Швейцария), 1999/2000 – «Айс Догс» (ИХЛ), «Калгари», «Тампа» (НХЛ), 2001–2003 – «Северсталь» (Череповец). В чемпионатах СССР, России – 487 игр, 103 гола. Вице-чемпион России-2003. Участник олимпийского турнира-1994,чемпионата мира-1995 (14 матчей, 2 гола).