Мостовой застыл в неверии
Свихнувшийся от счастья стадион своим победным ревом изрядно посыпал соль на душевные раны наших ребят. В ушах игроков сборной России еще долго будет стоять это скандирование: «Нипон», а перед глазами проплывать роковой удар Инамото.
Финальный свисток оборвал все наши надежды. Он, словно тяжелая плита, прибил россиян к земле. Наши парни все-таки нашли в себе силы поднять головы и поприветствовать болельщиков, разукрашенных в бело-сине-красные цвета. Олег Романцев же, растянувшись в горькой улыбке, к удивлению многих, похлопал в ладоши. Кому? Конечно же, немецкому арбитру, больше некому. Обыкновенному любителю футбола может показаться, что Мерк достойно справился со своими обязанностями, но профессионалу видно, как мешал играть россиянам потомок истинных арийцев.
— Я сразу же после жеребьевки начал себя настраивать на то, что мы станем перышками в руках арбитров, — обреченно разводит руками Руслан Нигматуллин. — Ведь никто никогда не позволит хозяевам вылететь на первом этапе.
— На ваш взгляд, Инамото забивал из офсайда?
— Не буду утверждать, но мне показалось, что да. Как-то уж больно легко японец оказался перед моими воротами. Как говорится, судье виднее, тем более, если он заинтересован в определенном результате.
— На месте Мерка вы бы дали пенальти за снос Семшова в первом тайме?
— Да не только я, а любой разбирающийся в футболе человек углядел бы там стопроцентное нарушение. Очевидный одиннадцатиметровый! Да дело не только в нем, а в том, что нам не позволяли бороться. Судья просто измордовал нас придуманными штрафными, все спорные моменты трактовал против нас.
— На душе кошки скребут?
— Конечно, тяжко. Тем более мы не заслуживали поражения. Если уж не превзошли японцев, то уж точно ни в чем им не уступили. Эх, если бы хоть чуточку повезло…
— Как теперь вам видится ситуация, в которую мы попали?
— Ничего катастрофического не произошло. Этот проигрыш – еще ничего не значит. Просто мы до предела осложнили себе задачу и в матче с бельгийцами мы уже не будем иметь право на осечку.
Наши парни в своих послематчевых интервью были потрясающе похожи. Говорили одно и то же, только разными словами и с разной интонацией. В голосе Нигматуллина улавливалась досада, Бесчастных – злость, прежде всего на самого себя, Онопко – горечь за свою команду. Мостовой своего упаднического настроения не показывал, говорил очень бодро и уверенно. Те, кто не видел, как Александр, после окончания матча, около минуты, застыл, облокотившись на скамейку запасных, в неверии в происшедшее, могли бы даже подумать, что наш лидер спокойно воспринял результат.
Особенно жалко было смотреть на российскую молодежь. И Сычев, и Пименов, и Измайлов проследовали к автобусам с опущенными головами и отсутствующими взглядами. Представители среднего поколения в лице уже привыкших к подобным ударам Титова, Смертина и Хохлова держались более раскованно и даже пытались улыбаться. «Пока не все потеряно, значит, еще ничего не потеряно», — скаламбурил Егор, и с мыслями о предстоящем матче с бельгийцами исчез за дверью микст-зоны. Нашей команде предстоял длинный переезд в затемненном автобусе. На протяжении трех часов каждый из игроков, вглядываясь в огни остающихся позади домов, будет корить себя за 9 июня и мечтать о реабилитации 14-го числа. Да и вся страна теперь будет ждать встречи с бельгийцами как судного дня.
