Фредди Роач: Между свиданием и боксом я всегда выбираю бокс!

Бокс Фредди Роач давным-давно предпочел любым другим радостям жизни, по-настоящему он живет только в своем зале в Голливуде и еще – в самолетах.
news

Бокс Фредди Роач давным-давно предпочел любым другим радостям жизни, по-настоящему он живет только в своем зале в Голливуде и еще – в самолетах. После многочасового перелета из Москвы через Атлантику у него будет меньше суток «чтобы постирать свою одежду и заново упаковать чемодан», ибо мистер Роач, самый востребованный тренер в мире, тут же улетит на Филиппины. Несмотря на болезнь Паркинсона, на пригоршни таблеток, которые ему приходится принимать ежедневно, это тяжело, но не слишком. Со смирением в голосе Фредди говорит о том, что его любимая женщина скоро, наверное, его бросит...

– Фредди, вы работаете по 12 часов в день шесть дней в неделю, и что же, вам никогда не приходится говорить себе: «Ты просто должен, Фредди»?

– Я открываю свой зал в семь утра и закрываю в девять вечера, но это совсем не означает, что все это время я работаю как каторжный. Да, я работаю все утро и немного после обеда, потом приходят детишки, у которых закончились в школе уроки, и им хочется научиться боксировать, я помогаю им – просто стою и подсказываю, если вижу какие-то ошибки. А разве это трудно? Бокс – это наука, я могу перестать работать только по одной причине: если боксер не способен приучить себя к дисциплине, с такими людьми я ни при каких обстоятельствах не желаю иметь дела.

– Чего, как вы сами считаете, вы еще не добились?

– Мне нравится побеждать. Победы – это моя работа, а поражения – невыносимая гадость, они отвратительны. Это – бесконечное творчество: как подготовить боксера физически, тактически и ментально, чтобы он выиграл? Стоя у него за спиной, в углу ринга, ты иногда чувствуешь себя так, словно в твоих руках ребенок: ты сейчас подскажешь ему какие-то вещи, потом подтолкнешь – а теперь иди! Давай, ты можешь! – и он пойдет, и твои чувства будут похожи на чувства отца, у которого сын только что научился ходить. Это же потрясающе…

Когда ты находишься в правильной позиции 90 процентов времени, ты выиграешь этот бой. Я знаю, как найти эту правильную позицию. Победы не могут надоесть. Меня часто спрашивают, религиозен ли я. Да нет, говорю я в таких случаях, по-моему, вполне достаточно быть хорошим человеком. Я люблю людей, и, когда после боя они подходят, хотят сфотографироваться со мной, я не поджимаю брезгливо губы, не отворачиваюсь, не даю им понять, как я устал от всего этого! Напротив, я с удовольствием фотографируюсь вместе с ними.

Мне нравится, что я снова смог их чем-то удивить, чем-то поразить. Тебе нужно понимать риски этого бизнеса, ты так или иначе постоянно рискуешь, рискуешь вместе со своим боксером…

– Бизнес? А со стороны все это выглядит как очень большая любовь.

– (Вместо произнесенного мной слова «love» Фредди слышится «life». – Авт.) Да, это вся моя жизнь, это постоянная, пульсирующая в висках мысль: что я должен сделать, чтобы добиться победы? И точнее: оказавшись в такой-то позиции, мы делаем это, а в другой – вот это. Я называю бокс бизнесом, но я никогда не думаю о деньгах, никогда не спрашиваю себя: сколько заработаю? – это было бы очень большой ошибкой, это может все испортить. И из всех побед предпочитаю победы нокаутом. Я не очень-то хорошо умею дискутировать с судьями, а победа нокаутом снимает все вопросы!

– Вы работаете с Денисом Лебедевым, с Русланом Проводниковым… Русские боксеры чем-то отличаются?

– Да нет, я бы не сказал. Сейчас уже стерлись все различия, по крайней мере на ринге, между русскими, американцами, кубинцами, украинцами. Работа с русскими боксерами подразумевает большую ответственность. В России любят бокс, знают его, понимают. Публике, которая собирается здесь на боях, всегда нужно предлагать только первосортное зрелище, она не потерпит подделки. Насколько я понимаю, с популярностью бокса в России может соперничать только хоккей.

Что я могу сказать о Денисе или Руслане? Серьезные ребята, они выполняют все мои установки, и это – самое важное. Я не упоминаю о таланте, мне даже неинтересно рассуждать, талантливы они или нет, потому что это не имеет слишком большого значения. Каким бы одаренным от природы ни был боец, если он не будет отрабатывать на тренировках – и тут я повторю это важное слово «дисциплина» – он не уйдет слишком далеко. Все очень просто. И это касается не только бокса – это касается всей жизни, всех ее сфер.

– И Микки Рурка.

– Его в первую очередь. Это мой очень большой друг, это гениальный актер, я даже считаю его лучшим в профессии. Но как боксер… Поначалу он загорелся, построил вот зал в Голливуде, в котором я сейчас работаю, но я тогда не готов был бегать за ним и упрашивать: «Вернись, вернись, Микки, приходи снова на тренировку». Он пытался вставать в позу: «Знаешь, что, вообще-то это мой зал, я прихожу когда хочу».

Но я быстро нашел, что ему ответить: «И мой тоже, потому что я провожу здесь все дни напролет и не считаю, что у меня есть поводы пропускать тренировки».

Сейчас, как я вижу, он снова настроен решительно, сбросил вес на 25 фунтов и мечтает о титуле чемпиона мира. Хм, не хотелось бы его разочаровывать, но это вряд ли. А боксером, просто хорошим боксером – почему бы и нет, но опять-таки если его дружба с дисциплиной не даст трещины.

– Вы – лучший в мире тренер по боксу…

– Это – ваше мнение…

– Не только мое. Это фактически означает, что вам каким-то образом удавалось избегать больших ошибок.

– Да, порой я выигрывал со своими ребятами по три чемпионских пояса за вечер, но и ошибки… Они, безусловно, были. Допустим, очень большой ошибкой было сводить на одной тренировке двух чемпионов мира, этим я провоцировал их эго, поскольку они тут же начинали сравнивать себя друг с другом, начиналось ненужное соперничество, и я, в свою очередь, не был способен уделить каждому сто процентов своего внимания и времени.

Что еще я считаю своей ошибкой? Может быть, то, что из-за увлеченности боксом я не пережил, не увидел каких-то очень важных вещей, они прошли мимо меня. И продолжают проходить… Вот сейчас я Москве, а через несколько дней меня ждет многочасовой перелет через Атлантику, дома у меня в распоряжении будут всего сутки, чтобы постирать одежду, и мне уже нужно будет лететь на Филиппины. Я подозреваю, что из-за всего этого моя подруга вот-вот меня бросит.

– У вас все-таки есть подруга? А я прочитала, что после гражданского брака с легкоатлеткой Шэйлой Хадсон, которая не могла вам простить ваших постоянных разъездов и боев, вы зареклись от серьезных отношений. Потому что так или иначе ни одна женщина не готова была с этим мириться.

– Как видите, поэтому я и не удивлюсь, если меня снова бросят. Моя подруга – врач, и одновременно она увлекается боксом, она иногда боксирует у меня в зале, и я ее тоже учу хорошим ударам. Естественно, она не слишком счастлива, когда выясняется, что я вынужден надолго исчезнуть. Как, например, теперь, когда мне предстоит провести на Филиппинах семь недель.

Да, она не слишком счастлива, но она старается меня понять. Хотя я не исключаю, что, вернувшись после семи недель отсутствия, останусь один. Между свиданием и боксом я всегда выбираю бокс – в тех случаях, когда меня заставляют сделать выбор. Я прожил всю жизнь с убеждением, что самая тяжелая работа в мире – быть женатым человеком.

– И вы уверены, что этот день, когда вы измените свою точку зрения, никогда не наступит?

– Кто знает. Моя мама много раз замечала: «У ребенка должно быть двое родителей. Один – это плохо и неправильно». Я с ней согласен. Все мои братья и сестры женились, вышли замуж, все, кроме меня… Но все они развелись! Да, может быть, я вижу семейную жизнь заранее в драматичных тонах, может быть, на меня повлияли и их разводы, и очень тяжелый брак моих родителей, которые тоже никогда не были счастливы вместе.

Мой отец не был простым человеком… Но в конце концов рядом со мной всегда останется мама, она – мой самый близкий друг, и, слава богу, у меня есть возможность ее порадовать. Я люблю ходить к ней в гости, встречаться с ней за ланчем, разговаривать обо всем, что меня беспокоит. У меня нет от нее никаких тайн. И это так здорово, что у меня есть возможность дарить ей подарки, я покупаю ей все, о чем она меня просит. Я ни в чем ей не отказываю. Когда-то, когда она вынуждена была просить у моего отца деньги, она всегда получала в ответ вопрос: зачем? А я не задаю ей вопросов, я просто даю ей столько, сколько ей нужно.

– Вы смогли все-таки простить своего отца? Много лет вы не разговаривали, а незадолго до того, как его не стало, вы позвонили в клинику, попросили позвать его к телефону, а он не пожелал поднять трубку, сказав: «Фредди? Я не знаю, кто это. У меня нет такого сына».

– Боже мой, конечно, простил. Давно простил. Чтобы простить человека, нужно его понять. Все сложности его характера были следствием его очень тяжелой жизни. У него было семеро детей, и он вынужден был работать на двух работах, кроме того, он учил и меня, и моих братьев боксу, он был моим тренером, он научил меня любить бокс. А все остальное, в том числе вспышки его гнева, было вторичным. Сейчас, спустя годы, это уже не важно. Я благодарен ему, я очень ему благодарен…