ПУТЕШЕСТВИЕ НА “ТОТ СВЕТ”
Летописцам еще предстоит определиться с историческим местом стартующих 15 сентября XXVII Олимпийских игр: последняя ли это Олимпиада в ХХ веке или первая в ХХI? А вот с географическим Международный олимпийский комитет определился еще пять лет назад, «прописав» Игры-2000 в Сиднее. Предстоящая Олимпиада будет второй в жизни южного полушария планеты. Без малого 44 года назад, в ноябре 1956 года, главный спортивный форум мира принимал второй по величине город Австралии Мельбурн. ХVI летняя Олимпиада стала первой Олимпиадой современности, завершившейся победой нашего спорта: в общекомандном зачете мы опередили всех. О тех далеких
событиях сегодня вспоминают их очевидцы — лучший ватерпольный вратарь 50-х годов, призер Олимпийских игр 1956 и 1960 годов Борис Гойхман и призер чемпионата СССР 1953 года в тройном прыжке Евгений Чен.
НА ПЛАХЕ — ГОЛОВА МИНИСТРА
Е.Ч.:
Автор небезызвестного лозунга о том, что спорт находится вне политики, или вообще не разбирался в спорте или попросту устал от политики. В любом случае он явно выдал желаемое за действительное, поскольку даже во времена Олимпийских игр, когда, по замыслу их основателя, все войны на земле должны прекращаться, профессиональным политикам работы хватало по горло. В 1956-м началась тройственная агрессия в Египте, вспыхнуло антикоммунистическое восстание в Венгрии. Советские танки, брошенные подавлять мятеж в Будапеште, чуть было не раздавили и нашу мечту выступить на Олимпийских играх…
Решение о вылете в Австралию мы ждали в Ташкенте в ночь с 31 октября на 1 ноября, но так и не дождались. Спали в каком-то огромном бараке с цементным полом. Помню, лидер сборной по прыжкам с шестом Володя Булатов (увы, уже покойный), вдруг в тишине ночи произнес шокировавшую всех фразу: «Ребята, а вы знаете, что мы вообще можем не полететь…» Позже стало известно, что тогдашний председатель Комитета по физкультуре и спорту при Совете Министров, «отец советского профессионального спорта» Николай Романов был вызван в Москву на заседание президиума ЦК КПСС, где, образно говоря, добровольно сложил голову на плаху. Когда у него спросили, гарантирует ли он победу на Олимпиаде в общекомандном зачете, Николай Николаевич дал такую гарантию. Это был большой риск, поскольку на предыдущих Играх в Хельсинки мы уступили американцам по числу завоеванных золотых наград, хотя набрали с ними одинаковое количество очков.
Б.Г.: Вылетели мы 7 ноября, в 39-ю годовщину Октябрьской революции, что по тем временам стало для нас двойным праздником. До столицы Бирмы летели на новом советском реактивном самолете ТУ-104, который тогда только прошел испытания, а в Рангуне, где провели почти целый день, пересели на американский «Боинг». Бирма, известная сейчас как Мьянма, запомнилась изматывающей 35-градусной жарой. Мокрые простыни, в которые мы обворачивались, спасаясь от духоты, высыхали на глазах за пять минут. Вообще ощущения от того путешествия были сказочными, как от сказки «Двенадцать месяцев». За сравнительно небольшой срок мы побывали во всех временах года, причем в непривычной для себя последовательности. Сначала после нашей осени оказались в австралийской весне, миновав зиму. Затем в декабре встретили в Мельбурне лето, а вернувшись через полтора месяца домой на теплоходе «Грузия», догнали-таки глубокую зиму. В Иркутске, например, в котором мы остановились на пути из Владивостока в Москву, стояли 30-градусные морозы.
МЕНЮ БЕЗ ЧЕТЫРЕХ РЕСПУБЛИК
Е.Ч.: Иркутск был в январе 1957 года, а в начале ноября нас ждала далекая Австралия. Одна забавная подробность, связанная с сервисом на борту «Боинга». На лицевой странице меню, которое стюардессы раздавали перед каждым питанием, был изображен герб Советского Союза. Приятно пораженный этим обстоятельством, а еще более предлагаемым на русском языке перечнем блюд — картофель-дюшес, жареная говядина с винным соусом, молодые бобы и так далее, — я не обратил внимания на то, что этот герб состоял из одиннадцати республик. Отсутствовали Карело-Финская ССР, Литва, Эстония и Латвия, которые американцы в тот момент отказывались признавать территориями СССР. Заметил эту «ошибку» лишь дома, поскольку, как нормальный советский человек, прихватил красочное меню в качестве сувенира.
Б.Г.: Самое время сказать и о политическом климате вокруг нашей делегации. Впервые я ощутил его в Сингапуре. Прилетели мы туда поздно ночью. Служащий аэропорта, маленький сухонький малаец, провел нас в зал ожидания, пригласил сесть, а затем раздвинул шторы на стене, и мы увидели карту мира. Ткнув указкой в Венгрию, он обернулся к нам, сложил пальцы в виде пистолета и начал старательно всех «расстреливать»: «Бах! бах! бах!» Воюете, мол, там, стреляете, убиваете.
Несколько прохладный прием ожидал нас и во время следующей посадки — на севере Австралии, в городе Дарвин. Поинтересовались, в чем, собственно, дело? Оказалось, что в Мельбурн наша делегация летела несколькими часами позже венгерской, которая по всему маршруту следования организовывала шумные антисоветские пресс-конференции, создавая соответствующий настрой. Особенно усердствовал капитан сборной Венгрии по водному поло Деже Дьярмати, который благодаря тому, что занимал пост председателя Венгерского союза спортсменов, обладал у себя в стране огромным влиянием.
Деже и других венгерских ватерполистов мы знали как облупленных, поскольку много лет встречались на всевозможных турнирах. И в этом была трагедия, поскольку в Австралии мы повели себя как абсолютно чужие, я бы даже сказал, чуждые друг другу люди.
Весьма характерный эпизод, помнится, произошел в один из предолимпийских дней в раздевалке бассейна. Так получилось, что мы оказались там вместе с венграми. Они, закончив тренировку, не успели одеться и уехать, а мы по графику должны были приступить к разминке. И вот представьте себе картину: в довольно узкой комнатке, заставленной к тому же шкафами, два десятка дюжих молодцев, отвернувшись друг от друга, едва не касаясь при этом спинами, в напряженной тишине занимаются своими делами… Я даже помню, что, прежде чем уйти в бассейн, мы оставили в раздевалке дежурного, которому было дано задание не покидать ее до тех пор, пока оттуда не уйдет последний венгерский спортсмен. Так, на всякий случай…
ОФИЦЕР КГБ СПАЛ НА КУХНЕ
Е.Ч: Что же касается политики, в Москве нас, конечно, призвали быть готовыми к любым провокациям, но указаний в упор не замечать венгров никто не давал. Они своим поведением сами спровоцировали нас на «ответные меры». Я не раз замечал, как в олимпийской деревне члены венгерской делегации, завидев издалека кого-то из наших, сворачивали в сторону или проходили мимо, отвернувшись. Впрочем, если закрыть глаза на то, что происходило в те дни в Будапеште, ничего сверхъестественного в таком поведении не было: многие спортсмены из чисто тактических соображений аналогично ведут себя и сейчас — стараются не замечать будущих соперников, игнорируют их, чтобы подавить психологически…
Но, слава Богу, в олимпийской деревне кроме нас с венграми жили еще спортсмены из 65 стран. Впрочем, не только спортсмены. Например, в нашей трехкомнатной квартире кроме шести участников соревнований поселился представитель госбезопасности Иван Андреевич. Милейший, кстати, человек, которого мы между собой называли Машкой, поскольку его кровать стояла на кухне.
Деревня представляла собой обычный жилой массив, застроенный, если мне не изменяет память, одноэтажными домами. Именно в Мельбурне, к слову, впервые был проведен эксперимент перспективного строительства олимпийской деревни, который потом практиковался практически на всех Играх, включая московские. В частности, квартиры, предоставленные участникам Игр, затем после небольшого косметического ремонта были проданы горожанам.
Удивляло, что в деревне не принято было закрывать двери. Если в квартире кто-то был, их оставляли приоткрытыми, а в случае отсутствия жильцов ключ обязательно находился с наружной стороны. Так что, придя вечером после тренировки, всегда нужно было быть готовым к неожиданным гостям. Помню, как однажды застали в своей квартире знаменитого бразильского прыгуна тройным Адемара Феррейру Да Сильва, ставшего в Мельбурне двукратным олимпийским чемпионом. Пришел встретиться со своим другом — восьмикратным чемпионом СССР Леонидом Щербаковым.
ЧТО ТАКОЕ «СИ-СИ-СИ-ПИ»?
Вообще, если говорить о какой-то родственности душ, то, как ни странно, наиболее близкие отношения у нас были с американцами. Объединял нас некий снобизм, поскольку в отличие от европейцев, владевших, как правило, двумя-тремя языками, мы были «одноязычными», чем по-своему даже гордились. Они тыкали пальцами в наши свитера с буквами СССР и делали вопросительные глаза: что, мол, это означает «Си-Си-Си-Пи»?
Естественно, американцы познакомили нас с неведомым тогда рок-н-роллом, который, вызывая всеобщий восторг, вечерами отплясывали в интернациональном клубе. Однако наши ребята оказались тоже не лыком шиты. Потренировавшись пару дней, ленинградский барьерист Боря Столяров, человек чрезвычайно гибкий, удивил даже негров, поскольку практически в совершенстве освоил этот экзотический танец...
В свою очередь нескрываемый интерес у всех вызывали наши ежеутренние построения, хотя для нас это было абсолютно привычным делом. С них начинался день на всех учебно-тренировочных сборах, а три недели, проведенные до начала Олимпиады в Мельбурне, были, по сути, обычными сборами, с той лишь разницей, что проходили они в Австралии.
Иногда в олимпийскую деревню по специальным пропускам проникали так называемые перемещенные лица, бывшие наши соотечественники. Знакомились, а затем после двух-трех дежурных фраз заводили антисоветские разговоры. Реагировали мы, естественно, однозначно — старались пресечь на корню, иначе в то время было нельзя. Один из таких гостей однажды попытался завязать дискуссию со мной, едва она начала набирать обороты, подходит к нам мой знакомый, американский прыгун тройным Шэрп, здоровенный, почти двухметровый негр. «Кто это?» — спрашивает. «Нехороший человек». Получив такой ответ, Шэрп, ни слова не говоря, развернул моего собеседника на 180 градусов и чувствительным пинком под зад отправил в сторону выхода…
КОММУНИЗМ НА СЫТЫЙ ЖЕЛУДОК
Совершенно неизгладимое впечатление произвели на меня первые посещения столовой в олимпийской деревне. Тут следует напомнить, что это был 1956 год, прошло всего девять лет, как у нас в стране отменили карточную систему. Никто, конечно, не голодал, но и такого изобилия продуктов, которое предложили организаторы Олимпиады, никто из нас не видел. Кстати, по рассказам очевидцев, питание в Мельбурне было едва не лучшим за все прошедшие до сих пор Олимпийские игры. Там я лично впервые понял, что такое шведский стол. Огромное количество всевозможного мяса, морепродуктов, фруктов, обилие салатов, закусок… Ешь сколько угодно, бери с собой сколько хочешь… В дневнике, который я вел в те дни, осталась запись,
сделанная, что называется, на сытый желудок: «Вот что такое коммунизм в еде!..»
Перед глазами до сих пор громадный стеклянный бак с ананасовым соком, продуманно установленный так, чтобы на него падали лучи солнца. Ярко желтый, подсвеченный солнцем, он притягивал к себе, как магнит. К нему постоянно выстраивались очереди…
И еще одна запись в дневнике: «Такое впечатление, что австралийцы живут на Луне». Уровень и образ жизни этой страны, которой практически не коснулась война, нас, конечно, не могли оставить равнодушными. Представьте себе, территория в девять миллионов квадратных километров, на которой в то время проживали девять миллионов австралийцев, то бишь по километру на каждого человека! И отношение их ко всему, что происходило вне этой территории, тоже коренным образом отличалось от наших советских представлений. Их в общем-то мало трогали события даже в горячих точках планеты, если те не задевали интересов Австралии. Накануне Игр попалась мне в руки одна из местных газет. На первой странице огромная статья о прибытии герцога Эдинбургского на церемонию открытия Олимпиады. Вторую и третью полностью занимала информация о конном дерби, необычайно популярном на Зеленом континенте. В этой связи один любопытный штрих. Оберегая собственных лошадей от возможных завезенных вирусных болезней, хозяева XVI Игр отказались от проведения на территории Австралии конных соревнований даже в рамках Олимпиады. На этот счет у них, по-моему, существовал даже государственный закон. Так что в 56-м был создан прецедент, когда олимпийские состязания по конному спорту прошли… за тысячи километров от столицы Игр, в частности, в… Швеции.
Но вернусь к газете. На четвертой полосе стенограмма выступления королевы в парламенте. И только где-то на 15-й — 50-строчное сообщение о том, что кто-то в кого-то стреляет в Венгрии и на 23-й — такая же заметка о событиях на Суэцком канале… Австралийцы «образца 1956 года» были заняты исключительно самими собой…
ДИПЛОМАТИЯ С КУЛАКАМИ
Б.Г.: Тем не менее прилету двух самолетов с беженцами в Мельбурн из Будапешта за два дня до нашей игры со сборной Венгрии многие австралийские средства информации уделили не меньше внимания, чем самой Олимпиаде. На первых страницах появились снимки советских танков, теснящих людей на улицах Будапешта. Поползли разговоры о якобы многочисленных жертвах среди родственников членов венгерской команды. В тот момент с самой лучшей стороны проявил себя руководитель нашей делегации Николай Романов, очень тонко прочувствовавший обстановку. Не знаю, каких нервов и денег это стоило, но на пришвартованном в порту Мельбурна советском теплоходе «Грузия» по каналу Мельбурн — Лондон — Москва — Будапешт он организовал радиосвязь со столицей Венгрии. Многие венгерские олимпийцы смогли поговорить с родными и близкими, убедиться, что все они живы и здоровы.
Это немного сняло остроту, но ненадолго. В день нашего матча напряжение достигло апогея. Из газет стало известно, что из восьми с половиной тысяч зрительских мест, которыми располагал крытый бассейн, шесть с половиной закупили венгерские эмигранты. Повидавший на своем веку в общем-то немало, я впервые тогда столкнулся с подобным психологическим давлением трибун, встретивших команду Венгрии хортистским гимном и знаменами со свастикой.
Почти во всех опубликованных у нас воспоминаниях об Олимпиаде 1956 года присутствует взятая из какого-то зарубежного издания фраза о том, что «бег блестящего русского стайера Владимира Куца в Мельбурне сделал для сближения народов гораздо больше, чем корпус искусных дипломатов». И нигде ни слова о том, что состоявшийся на той же Олимпиаде матч ватерпольных сборных СССР и Венгрии едва не сорвал большую политическую игру целого корпуса советских дипломатов. Эта встреча, прерванная из-за грандиозной драки спортсменов и хулиганских действий болельщиков, уникальна еще и в том смысле, что до сих пор является, по сути, единственным соревнованием в рамках Олимпиады, которое осталось незавершенным.
КРОВАВОЕ ПОБОИЩЕ НА ВОДЕ
Прошло 44 года, а я до сих пор удивляюсь, как Петр тогда сдержался, с его-то южным характером и недюжинной силой? Хотя именно так должен, наверное, вести себя истинный капитан команды, не имеющий права рисковать ее интересами. Ответь тогда Мшвениерадзе обидчику, почти наверняка был бы удален до конца встречи.
Шведский судья со скандинавской фамилией Цукерман, сделавший венграм игру бесконечными свистками в нашу сторону, естественно, «не заметил» безобразной выходки капитана венгерской команды. Но масла в огонь уже подлил. Спустя несколько минут началась потасовка, в которой приняли участие все, кто в тот момент находился в воде. Стенка на стенку. У нас в этой схватке особенно преуспели Борис Маркаров и Валентин Прокопов. Когда Валентин рассек венгру Задару бровь, тот закричал так, что даже раскаленные до предела трибуны на мгновение притихли. Но стоило пострадавшему подплыть к бортику, размазать по всему лицу кровь и обратиться за сочувствием к публике, началось что-то невообразимое. Казалось, от рева лопнут барабанные перепонки. В нас полетело все, что попадало разъяренным болельщикам венгров под руку. Сгрудившись в центре всей командой, мы едва успевали увертываться от бутылок, монет и даже деревянных колотушек.
Между тем кто-то из венгерских игроков, подхватив бесхозный мяч, бросил его в оставленные мною ворота, и, представьте себе, Цукерман засчитал этот гол —0:4. Хотя тут же, наверное, пожалел, поскольку это его решение переполнило чашу терпения… ватерполистов сборной США, в полном составе присутствовавшей на игре. Спрыгнув на бортик, несколько американских игроков начали избивать судью, посчитав, и, видимо, справедливо, его главным виновником случившегося.
Картина была еще та! Появившиеся почти тут же полицейские, по-моему, даже не сразу поняли, кому следует помогать в первую очередь. Став лицом друг к другу и сцепив руки, они образовали своеобразный коридор, по которому мы буквально пролезли в раздевалку. Одевались практически лежа, поскольку была дана команда, не появляться в окнах. Аналогичное указание мы получили и в автобусе, который подали прямо к входу бассейна. Только отъехав на довольно приличное расстояние, нам наконец-то позволили сесть в кресла.
ЧЕРНО-БЕЛОЕ КИНО
Вы не поверите, но мы поехали… в кино. Вернее, это решение было принято спонтанно, в тот момент, когда автобус проезжал мимо какого-то кинотеатра с рекламой диснеевских мультфильмов. «Что будем делать? — спросил у нас руководитель ватерпольной делегации Сергей Пушнов. — Хотите в кино?» Мы, конечно, захотели, и после недолгих переговоров Сергея Васильевича с хозяином кинотеатра специально для нас начали крутить знаменитые мультики.
Впрочем, посмотреть их спокойно до конца нам не дали неожиданно нагрянувшие фотокорреспонденты, которые, как потом выяснилось, следовали за нашим автобусом, а затем, пробравшись в зал, начали бесцеремонно снимать фотовспышкой. На следующий день в одной из газет я увидел фотографию с незамысловатой подписью: «Советская команда по водному поло на просмотре кинофильма после драки с венграми». Лица Прокопова и Маркарова были обведены в кружок с пояснением: а это, мол, зачинщики потасовки.
Кто же на самом деле спровоцировал эту драку? Потом я узнал, что вопрос о дисквалификации сборной СССР по водному поло в тот день обсуждала специальная международная комиссия, и, будьте уверены, если бы наша вина была доказана, жалеть нас никто бы не стал.
А мы в это время ждали приговора в одной из комнат олимпийской деревни. В три часа ночи появился дежурный секретариата делегации и пригласил всех к Романову. Пошли, признаюсь, не без некоторого содрогания, поскольку по большому счету каждый чувствовал за собой вину. Суть получасового монолога Романова свелась к трем основным постулатам: во-первых, мы нанесли серьезный удар по советско-венгерской дружбе, во-вторых, каждый из нас запятнал честь спортсмена страны Советов и, в третьих, мы, как выяснилось, не умеем проигрывать с достоинством. Допускаю, что тон разговора мог быть еще круче, если бы не одно обстоятельство: наш матч с венграми состоялся в тот день, когда олимпийская сборная СССР, набрав 150 очков, оторвалась в общекомандном зачете от всех, в том числе и от главных соперников — американцев.
Впрочем, через пару дней мы тоже внесли свой вклад в эту победу, обыграв в матче за третье место сборную США со счетом 5:3.
НОДАР, КАК ДАР СУДЬБЫ
Кстати, перед этой игрой произошел весьма поучительный эпизод. Надо сказать, что в Мельбурне для всех советских спортсменов действовало неписаное правило: как только завершались соревнования в том виде, который они представляли, им надлежало сразу же перебраться из олимпийской деревни на теплоход «Грузия», стоявший в порту. Причем с той минуты на берег никого без специального разрешения уже не выпускали. Зная об этом, мы решили в день заключительной игры с американцами откомандировать в город за покупками трех членов команды — Георгия Лезина, Нодара Гвахария и второго вратаря Михаила Рыжака. Вручили им оставшиеся деньги (нам, кстати, выдали по 96 австралийских долларов), список товаров, которые хотели приобрести, а сами спокойно поехали в бассейн. Однако уже на месте случилось непредвиденное: из секретариата делегации вдруг поступило указание —не заявлять на игру «драчунов» Маркарова и Прокопова, отличившихся в матче с Венгрией. Не подчиниться ему наши тренеры не могли, но в то же время в их распоряжении оставалось только пять полевых игроков. Ситуация — нарочно не придумаешь. Помнится, тянули мы время, как могли. Команда США уже вовсю разминается, а мы все под душем стоим…
Первым не выдержал судья: забегает к нам в раздевалку, показывает на часы: мол, все мыслимые сроки вышли. Все, приехали! Но тут, к счастью, появляется Рыжак. Наш тренер Ушаков его как Бога встретил: «Миша, срочно раздевайся — будешь играть в защите!» Пока тот суетился, в последний момент все же подоспели Лезин с Гвахария. Нодар в итоге и внес перелом в этом матче при счете 2:0 в пользу американцев.
После драки в предыдущей встрече и крутого разговора с Романовым мы на первых минутах даже прикоснуться к соперникам боялись: все-таки моральная травма дала о себе знать. Да и бессонная ночь, безусловно, отразилась. Но два точных броска Гвахария в конце первого периода словно разбудили команду…
РЫБКА С ХРЕНКОМ, РЮМОЧКА ТМИННОЙ — И ТЫ В АВСТРАЛИИ
Е.Ч.: А мне, к сожалению, не довелось познать радости спортивной борьбы на олимпийской арене Мельбурна. В Ташкенте, ожидая вылета в Австралию, я заразился желтухой, а поскольку на «Зеленом континенте» эта болезнь последний раз была отмечена лет 20 назад, при первых же ее проявлениях я был изолирован — перевезен из олимпийской деревни на «Грузию». Тем не менее до самого последнего момента не оставлял надежду выйти на старт, поскольку из заявочного списка мою фамилию никто не вычеркивал. Я попросил партнера по команде Витольда Креера (ставшего впоследствии бронзовым призером Игр в тройном прыжке) взять мою форму на стадион, а сам договорился с водителем такси, чтобы тот подъехал в назначенный час на пирс. Но, видимо, об этом кому-то стало известно, поскольку утром в день «побега» двери моего изолятора оказались запертыми снаружи.
После этого фиаско осталось одно — коротать время на борту «Грузии» вместе с ее командой и несколькими австралийскими полицейскими, отвечающими за нашу безопасность. Одному из них очень понравилось ходить вечерами в кинозал и смотреть советские фильмы, которые в большом количестве имелись на теплоходе. А поскольку я немного знаю английский, он постоянно приставал ко мне с просьбами перевести ту или иную фразу. Вспоминаю в этой связи довольно забавный эпизод, который произошел во время демонстрации картины «Анна на шее». Там герой Алексея Грибова во время игры в карты произносит примерно такую фразу: «…рыбку с хренком… махнешь рюмочку тминной, и такое тебя обоняние охватывает, как будто ты не здесь, а где-то в Австралии». Услышав знакомое слово, полицейский встрепенулся и вопросительно посмотрел на меня: причем здесь, дескать, Австралия? Когда я объяснил, расплылся в улыбке: ответ его полностью удовлетворил…
Однако «самое интересное кино» происходило во время жарких ежедневных дискуссий между командой «Грузии» и хлебнувшими лиха от советской власти, русскими эмигрантами. Позиции дискутирующих изначально были не равными: сверху, на палубе теплохода — матросы, внизу, на пирсе — их оппоненты. Зато малопарламентские выражения, с помощью которых обе стороны выясняли отношения, были весьма похожими. Заканчивались эти перепалки, как правило, одним и тем же: в конце концов кому-то из матросов они надоедали, и он кричал: «Уехали вы с родной земли — здесь и помрете!..» Действовали такие слова безотказно — после этого толпа внизу быстро расходилась…
НА «ГРУЗИИ» ПОД СТРАХОМ СМЕРТИ
Б.Г.: История с дракой в бассейне неожиданно получила продолжение в заключительный день Олимпиады, когда в связи с командным успехом всей советской делегации разрешили посетить финальный матч футбольных сборных СССР и Югославии. Естественно, мы тоже отправились на стадион, однако под занавес первого тайма всех ватерполистов попросили срочно собраться у входа на стадион. Там нас, пребывающих в полном неведении, буквально затолкали в поджидавший автобус и повезли на теплоход «Грузия». Выяснилось, что за час до этого к трапу теплохода подошли две девочки-польки и на ломаном русском языке попросили дежурного немедленно отвести их к капитану. Получив не без труда аудиенцию, они рассказали о том, что утром в местный костел пришла большая группа венгров-эмигрантов и попросила ксендза благословить их на то, чтобы учинить расправу над русскими ватерполистами. Когда они удалились, священник тайком послал двух служительниц костела на русский теплоход, чтобы предупредить об опасности. Мгновенно оценив ситуацию, капитан Гогитидзе послал за нами автобус. С этого момента никто из ватерполистов в буквальном смысле под страхом смерти больше не сходил на берег. Даже традиционный тогда для ватерполистов матч символических сборных прошел без участия нашего Юрия Шляпина (того самого, который потом долгое время возглавлял футбольно-хоккейный клуб «Спартак»), включенного в состав одной из команд. Юра очень переживал, ведь всем участникам таких матчей вручали памятные медали. Но его и слушать никто не стал: сказали, чтобы сидел и не высовывался.
НАС ХОТЕЛИ УТОПИТЬ В ПОРТУ МЕЛЬБУРНА
Покидали мы Мельбурн во вторник, если не ошибаюсь, 19 декабря, хотя по расписанию отъезд был намечен на понедельник. Но, оказывается, существуют какие-то давние морские традиции, согласно которым, капитан, отправляющийся в плавание в понедельник, здорово рискует остаться без корабля. Гогитидзе, как старый морской волк и просто грузин, традиции чтил пуще всего, а потому придумал тысячу причин, чтобы «Грузия» снялась с якоря во вторник.
На пирсе нас провожала огромная толпа местных жителей. Не все, естественно, относились к нам дружелюбно. Я, например, заметил, что самыми отъявленными антисоветчиками были представители третьей, последней волны русской эмиграции, попавшей в Австралию после второй мировой войны. Причем это в большинстве своем были почему-то молодые женщины. «Плывите, плывите, — со злостью кричали они нам вслед. — Далеко не уплывете. Все, что надо, мы вам уже подложили. Так что, рыбок скоро покормите…» Естественно, оставить без внимания такие угрозы мы не могли, тем более что на «Грузии» плыла большая группа просоветски настроенных руководителей венгерской олимпийской делегации, более ста чешских спортсменов во главе с легендарным Эмилем Затопеком. Поэтому, выйдя на открытую воду, Гогитидзе остановил судно, приказал спустить водолазов и тщательно проверить весь корпус. Никаких взрывных устройств, к счастью, не обнаружилось.
К ЯШИНУ ПРИШЛИ ИЗ ТАЙГИ
Е.Ч.: Потрясающее двадцатидневное возвращение домой до сих пор остается одним из самых сильных впечатлений в моей жизни. О нем могу рассказывать часами.
С нами, помимо спортсменов из братских команд, плыла русская семья — отец, мать, дочь, ее муж-австралиец и ребенок. Они после многих лет проживания в Австралии решили вернуться домой и воспользовались оказией. Когда на горизонте показался наш берег, эти люди, не стесняясь, плакали…
Пожалуй, самой колоритной фигурой на борту «Грузии» был отец Михаил, русский священник, человек с неординарной судьбой. В 1929 году по заданию российской православной церкви он поехал в Китай, оттуда — в Австралию, и после 27 лет разлуки с родиной возвращался вместе с попадьей домой. Представьте себе картину: среди полуголых тел (от несусветной жары все носили минимум одежды) окающий человек в рясе, с командирским биноклем на шее и с раритетным, в кожаном переплете томом Флобера по мышкой. Великий, ко всему прочему, рассказчик, каждая история которого была достойна киносценария.
Однажды в восемь часов утра мы увидели на завтраке известного уже в то время комментатора Николая Озерова, мягко говоря, нетрезвым. Те, кто хорошо знали его, испытали настоящий шок, поскольку Николай Николаевич был человеком непьющим, во всяком случае, малопьющим. Спрашиваем, что случилось? Оказалось, что в 6.00 к нему в каюту явился отец Михаил с литровой бутылкой коньяка и предложил выпить — отметить день святого Николая. Озеров попытался увернуться, предложив перенести «мероприятие» на вечер, но аргументу, что «только иноверцы празднуют по вечерам, а православные люди начинают отмечать праздники с утра», ничего противопоставить не смог…
Абсолютно незабываемую встречу устроили нам благодарные соотечественники во Владивостоке. Когда «Грузия» с огромным транспарантом на борту «Тебе, Родина, наша победа!» входила в бухту «Золотой рог», все находившиеся там корабли включили сирену. На военных судах и подводных лодках в парадном строю стояли экипажи, толпы людей усеяли берег — яблоку негде было упасть. Страна встретила нас, как героев. Не скажу, что спортсмены люди сентиментальные, но многие не смогли сдержать слез…
На следующий день, 31 декабря, два зафрахтованных поезда двинулись через всю страну в Москву. Обстановка, естественно, была праздничная: в каждом купе стояла новогодняя елочка, шампанское, фрукты… На станциях, где мы останавливались, творилось что-то немыслимое. В Хабаровске, например, на вокзале было столпотворение, хотя прошел лишь час нового 1957 года.
И еще об одном эпизоде хочу вспомнить, поскольку уж очень он характерен для понимания той атмосферы. Когда мы прибыли в Иркутск, из секретариата делегации прибежали за Левой Яшиным. Оказывается, какой-то старик из таежной деревни специально прошел 60 километров на лыжах, чтобы пожать легендарному вратарю руку. Я видел глаза этого старика, когда он общался с Яшиным. В тот момент более счастливого человека на свете точно не было…
Р.S. Из золотого состава венгерской ватерпольной команды на родину отказались вернуться восемь человек, в том числе и Дьярмати. Он уехал в США, дал там несколько скандальных интервью, а потом к нему был потерян интерес. Поработав немного мойщиком автобусов, написал письмо в посольство Венгрии, и ему после некоторого раздумья разрешили вернуться домой. Впоследствии он стал старшим тренером национальной сборной Венгрии по водному поло, в 1980 году приезжал в олимпийскую Москву.
А Задар, чья рассеченная бровь во многом спровоцировала скандал в Мельбурне, после Олимпиады эмигрировал в Италию и там, говорят, покончил жизнь самоубийством, бросившись в метро под поезд…
