Виктор Хилько: Все в порядке, говорил он до последнего

При наличии родных, знакомых и просто сердобольных людей есть один человек, который по-особенному переживает уход из жизни человека после долгой болезни. Это его лечащий врач. Таковым в печальной истории с тренером армейцев был подполковник Виктор Сильвестрович Хилько — опытнейший специалист Главного военного клинического госпиталя имени Бурденко.

Через его руки прошло множество неизлечимо больных людей, и кончину каждого из них он принимал как личное горе. Но все же по его голосу было заметно, что в этот раз он потрясен всем случившимся особенно глубоко. Предлагаемая вашему вниманию беседа с ним — дань уважения не только памяти наставника армейцев, но и мужеству его лечащего врача.

— Как долго Павел Федорович находился у вас на лечении?

— Он поступил к нам примерно год назад. Обычно при заболеваниях с такой спецификой и степенью тяжести мы рекомендуем постоянное лечение, но в данном конкретном случае, понимая всю сложность положения и желание самого пациента, мы приняли решение о возможности совмещения лечения с тренерской работой.

— Он сразу поступил в отделение именно к вам?

— Нет, сначала после полученного им перелома он в очень тяжелом состоянии поступил в отделение травматологии. А затем был переведен к нам, в 32-е отделение радиотерапии.

— Какой диагноз был поставлен Садырину?

— Это врачебная тайна, и я не вправе распространяться на данную тему. Вообще, считаю, что вопрос о диагнозе очень деликатен, поэтому для широкой общественности тема должна быть очерчена в общих чертах. Все остальное известно лишь близким родственникам умершего. Могу сказать, что это было тяжелое онкологическое заболевание.

— Явилось ли оно последствием перелома бедра, полученного Садыриным в конце прошлого года?

— Нет. Наоборот, перелом бедра — последствие того заболевания, которое уже было зафиксировано у пациента.

— Каковы были шансы пациента на то, чтобы выжить?

— При такой патологии и степени тяжести заболевания — нулевые.

— Знал ли об этом сам Садырин?

— (долгая пауза). Да, знал.

— Когда ему сообщили об этом?

— Практически в самом начале, после проведения углубленного обследования. При этом бросалось в глаза то, что Павел Федорович — человек очень твердый, волевой. Настоящий мужик. При тех трудностях, которые вызывает подобная болезнь, меня поразило, что он поступил к нам без единого сопутствующего заболевания.

— Какие методы применялись при его лечении?

— Мы полностью использовали все известные науке методы, отдавая предпочтение самым новым и эффективным из них. Использовался весь спектр возможных способов лечения, от терапевтических до хирургических. В комплексе с другими методами применялась и лучевая терапия. Мы сделали все, что было возможно в данной ситуации. Больного консультировали все ведущие специалисты нашего госпиталя.

— Насколько лечение помогло больному?

— Поначалу после проведения восстановительных мероприятий наметилось улучшение. Но при таком заболевании рассчитывать на долгосрочный положительный эффект крайне затруднительно.

— Кто принял решение отправить пациента в Германию?

— Это решение было личной инициативой Садырина и его родственников. Пациент отбыл на лечение в Германию из нашего госпиталя, а затем вернулся обратно.

— Насколько оправданным был этот шаг с вашей точки зрения?

— В данной ситуации — это право самого больного. В Германии лечение производилось при помощи самых эффективных препаратов в мире, однако и в нашем распоряжении имеются такие же. К сожалению, даже они не помогли.

— Было ли ясно, что смерть наступит именно первого декабря?

— Нет, учитывая специфику заболевания, заранее этого не было известно.

— Как именно это произошло?

— Считаю некорректным по отношению к родным покойного распространяться на эту тему. Могу сказать, что он умер, будучи в здравом уме.

— Кто присутствовал при его смерти?

— Помимо врачей отделения возле него находились жена и родственники.

— Удалось ли вам, лечащему врачу, за время пребывания его под вашим наблюдением составить мнение о Садырине как о человеке?

— Года хватило, чтобы понять, какой Павел Федорович прекрасный человек. С самого начала было ясно, что ЦСКА — это его жизнь. Принимая интенсивнейшее лечение, он умудрялся сразу же по истечении последней минуты восстановительных мероприятий с головой погружаться в дела любимого клуба. Хоть я и не болельщик футбола, сразу понял, как дорога ему команда. В палате стоял видеомагнитофон, и Садырин постоянно прокручивал на нем все новые матчи, подолгу концентрировался на отдельных эпизодах, что-то все время запоминал, записывал, анализировал… В его тяжелейшем состоянии он думал не о себе, а о ребятах, о славном имени клуба.

— Часто ли навещали его футболисты ЦСКА?

— Да, очень часто. Приходят — все такие богатыри, подбадривают, рассказывают новости из команды. Они не забывали его, а он всякий раз ждал их прихода.

— Не замечали ли вы когда-либо обреченности в его глазах?

— Никогда. До самой смерти он был оптимистично настроенным человеком. Бывало, идешь по коридору, встретишь его, спросишь о самочувствии. Он улыбается: "Все нормально, Сильвестрыч, все в порядке!" Уникальный был человек…