Александр Блинов: У меня была целая минута свободного падения
Александр Блинов прошел с "Амуром" длинный путь от становления команды до ее выхода в Суперлигу. Сейчас он — главный тренер "Самородка", фарм-клуба "Амура". В салон лайнера он входит так же спокойно, как на собственную кухню. Даже во время авиакатастрофы беспокоился только о том, чтоб не опоздать на очередную игру.
— Александр Серафимович, как дальневосточникам удается сохранять активность, ведь они постоянно меняют часовые пояса?
— Мне трудно говорить про всех. Ведь я летаю уже 22 года. Давно никаких проблем не испытываю. В самолете сажусь в кресло и прекрасно засыпаю без всяких таблеток. По-моему, тяжело приходится только новичкам. Особенно европейским легионерам, для которых 8-часовые перелеты, конечно, в диковинку. Лично для меня основное неудобство в том, что, прилетая домой, продолжаю жить по московскому времени. Не попадаю в ритм, в котором живет семья.
— На авиалиниях нередко случаются происшествия.
— В 1995-м спешили на матч в Усть-Каменогорск. Летели на военном "борту", у нас его называют "отпускник", по маршруту Хабаровск — Чита — Новосибирск — Москва. Команда должна была сойти в Новосибирске. И как раз на подлете к городу отказали все двигатели. Самолет потерял высоту с десяти тысяч метров до трех. По времени это примерно минута свободного падения. На земле нас потеряли, так как лайнер исчез с экранов радаров. На высоте трех тысяч из двигателя посыпались искры и он начал работать. Мы благополучно сели. Я тогда подумал, что Бог все-таки есть. Потом с этим случаем разбиралась специальная комиссия из Москвы.
— После такого стресса, наверное, и в аэропорт ехать не хотелось?
— Вы знаете, в тот момент я даже не успел испугаться. Больше беспокоился о том, что команда может опоздать на игру. Пропадут оплаченные билеты до Усть-Каменогорска. Конечно, с нами летели и другие пассажиры, среди них были женщины. Некоторые лишились чувств. Ребята тоже перенервничали. Хоккеисты были в спортивных костюмах. Так кто-то даже рукой дырку на колене протер. Не помню, как мы тогда сыграли. Но на обратном пути никто об аварии уже не вспоминал. Все мысли были о прошедшем матче. Но больше мы этим самолетом не пользовались. Был еще случай — у лайнера не выпускались шасси. Но это, я считаю, уже мелочь. Покружили несколько кругов над аэродромом, и все наладилось.
— Никто из хоккеистов аэрофобию не подхватил?
— Был такой, не буду фамилию его называть, чтобы не обидеть. При подлете к Москве часто попадаем в зону турбулентности. Лайнер начинает немного трясти. Стюардесса советует пристегнуть ремни и сохранять спокойствие. Парнишка летел с нами первый раз и, видимо, решил, что самолет сейчас рухнет вниз. Стал громко кричать, молиться.
— Близкие о вас сильно беспокоятся?
— Нашим женам давно уже надо памятники поставить. Всю жизнь ждут, переживают. Сейчас в прессе столько сообщений об авиакатастрофах. Когда с самолетом, в котором мы находились, произошла авария, некоторые газеты поторопились написать, что он упал. Наши семьи начали созваниваться. Готовились к самому худшему. Этот страх остался с ними навсегда. Я и сам не могу равнодушно относиться к трагедиям в воздухе. Очень переживал недавно по поводу сбитого над Черным морем лайнера. Так как чувствую, что принадлежу к некоему летающему братству.
