Великие уходят, чтобы не превратиться в рядовых

Уход из футбола — как расставание с любимой женщиной. Ты ее видишь, любуешься ею, ищешь с ней встречи, но она тебя уже не замечает. У нее новые кумиры. Тебе остается или извести себя страданиями, или забыть про нее, или покорить ее уже в другом качестве. Автор этого изречения — "летучий голландец" Йохан Круифф — предпочел последнее. Но не все же такие летучие.

Совсем недавно Владимир Бесчастных в задушевном разговоре вздохнул: "Как подумаю, что многие из тех, с кем я играл, уже завязали с футболом, мне делается как-то не по себе. Ведь и я когда-нибудь вынужден буду уйти из большого спорта. С ума сойти можно!"

То, каким тоном и с какой интонацией Бест это сказал, навеяло ассоциации с военными фильмами, в которых примерно так же высказываются о смерти и о погибших. Трогательно и трагично. Признаться, в тот момент и мне стало как-то не по себе.

Вспомнился 1995 год - "прощальный матч Черенкова". "Прощай, король, прощай!" неслось из динамиков, и десятки тысяч болельщиков, замерев, не сводили глаз со скромного, немного смущенного таким вниманием человека с десятым номером на спине. Здоровенные мужики рыдали навзрыд, не стесняясь своих слез. Они провожали легенду, лучшего друга, личность, которая дарила счастье. Поразительно, как сам Черенков выдержал все это, как у него не разорвалось сердце от переполнявших его чувств. Ведь он тогда терял чуть ли не все. Он терял себя.

— Было очень тяжело, внутри все кипело, — откровенничает Федор Федорович. — Слезы подступали, но я крепился, пытался выглядеть спокойным. Просто я так привык — все эмоции держать в себе.

— Решение поставить точку далось в муках?

— Меня вынудила жизнь. Хоть я и сохранял такое же трепетное отношение к футболу, как и в начале своего пути, чувствовал, что начинаю сдавать. Голова по-прежнему работала, я так же быстро мыслил, знал, что и как сделать, но ноги уже не слушались. Они отставали от моей мысли. Это уже был не тот футбол, в который я играл. Стало ясно: надо уступать дорогу молодым.

Черенков, безусловно, относится к той породе игроков, которые предпочитают уходить вовремя, не дожидаясь, когда от них останется только одно имя. Обычно подобные взгляды на жизнь свойственны честолюбивым людям, добившимся большого признания. Таким, например, как Игорь Добровольский, вполне сопоставимый по масштабу своего дарования с Черенковым.

— Я, — говорит Добровольский, — размышляя над тем, не пора ли начать новую жизнь, долго не колебался. Все равно заканчивать когда-нибудь пришлось бы. Если бы я остался, то был бы сейчас рядовым игроком, одним из многих. Лучше уж совсем без футбола.

— Напомните читателям, как вы пришли к такому выводу?

— Пока был молодой, не думал ни о травмах, ни о том, что придется когда-нибудь распрощаться с любимым делом. Играл, ставил себе задачи, стремился подняться как можно выше. Многое не получалось, но, к счастью, еще больше удавалось. Были и взлеты, и падения, но ниже определенного уровня я никогда не опускался. А потом сломался в матче за сборную во встрече с командой Сан-Марино. Лечился, после чего еще года полтора пытался играть. Но это была настоящая пытка! После каждой тренировки я вынужден был ложиться и час или два ждать, когда боли стихнут. Я боялся, что потеряю свое лицо, свой стиль. Вот и пришлось уйти.

— Никогда не жалели? Может, поторопились?

— Нет. Конечно, я в полной мере узнал, что такое ностальгия, однако считаю, что сдал очень важный жизненный экзамен. У меня семья, три дочери — они для меня все. Так что в душевном плане проблем нет. А футбол? Для него я теперь посторонний человек. Я, конечно, был бы не прочь попробовать себя в качестве функционера, агента или тренера, но в Испании на это трудно рассчитывать. В России мне было бы гораздо легче себя проявить, думаю, что мой опыт там бы пригодился. Однако существует много "но", и любовь к футболу их не перевесит. В Россию я не вернусь.

Жаль. Такой незаурядный мастер, как Добровольский, наверняка внес бы заметный вклад в развитие нашего футбола. Радует, правда, что Игорь счастлив и, как он сам уверяет, на своем месте. Таковых, к сожалению, меньшинство. Тот же Черенков на "гражданке" себя по-настоящему так и не обрел:

— Неизвестно, как бы я выдержал расставание с футболом, если бы сразу по окончании карьеры игрока Олег Романцев не взял меня работать тренером в родной "Спартак". Я продолжал дышать прежним воздухом, у меня был стимул. К тому же я сам нередко возился с мячом. Это уже после, когда я понял, что тренер из меня не получится, мне стало сложнее.

Был у Федора Федоровича период, когда он почувствовал, что разочаровался в жизни. Сейчас народный любимец способствует развитию детско-юношеского спорта, дарит радость ребятишкам. Но тем не менее, не сомневаюсь, если бы он мог поменять пяток лет своей нынешней жизни на годик десятилетней-двадцатилетней давности, то, не раздумывая, сделал бы это. И тогда его сны, в которых он по-прежнему играет и по-прежнему забивает, вновь обрели бы сходство с реальностью.