Я - Диего
Продолжение. Начало в № 5, 10, 15, 20, 25, 30, 35, 40, 43, 48, 53, 58
Печатается с сокращениями.
Неудачное выступление сборной Аргентины на Кубке Америки-87 не прошло бесследно для Марадоны. Два следующих года прошли в ожидании следующего турнира, и за это время в столь милой сердцу Диего сборной Аргентины произошло немало изменений.
ГЛАВА 7
Кубок Америки-87: падение после взлета
Пришло время Кубка Америки. Я чувствовал себя уставшим, но в первую очередь не физически, а морально. Со времени моего полинезийского отпуска я не знал отдыха. Перед началом этого турнира мы проводили товарищеский матч с Парагваем для того, чтобы пополнить фонды Профсоюза аргентинских футболистов. Но я не смог принять в нем участие потому, что у меня уже не было больше сил. Меня просто загнали! Чтобы хоть как-нибудь помочь общему делу я купил часть входных билетов на свои деньги и раздал их тем, кто не мог этого сделать. Но я не мог понять и не мог принять то, что на матч с участием сборной-чемпионом мира, с Марадоной или без него, пришло всего лишь 10 000 зрителей. Я не верил своим глазам! Пусть я чувствовал себя мертвым, но даже в таком состоянии я хотел выиграть Кубок Америки, хотел сделать хоть что-нибудь для моей страны, чтобы нас признали раз и навсегда. Увы, ничего из того, о чем я мечтал, так и не вышло.
Физически я был не готов играть. У меня был тендинит, и доктор Мадеро сказал мне, что для полного восстановления необходимы две недели абсолютного покоя. Две недели! А на носу был матч с Перу. В той игре мы владели преимуществом, но в итоге сыграли вничью 1:1. На этот раз Рейна уже не преследовал меня по всему полю, но ударами они награждали меня все по очереди. Матч я закончил избитый в кровь, а в довесок ко всему меня свалил с ног кошмарный грипп... Я даже не смог пойти на торжественный вечер, посвященный годовщине победы в Мексике. Я не тренировался, но во второй встрече, против Эквадора, все равно вышел на поле. Мы выиграли 3:0, и Билардо, наконец, решился-таки выпустить на поле Каниджу во втором тайме. Один мяч забил он, два - я, и мы их смяли. Но у Билардо было словно какое-то предубеждение по отношению к Канидже. Люди его просили, даже расстелили на трибуне специально подготовленный к этому случаю плакат с надписью: "Билардо, не поступай так, как Менотти поступил с Марадоной, и выпусти Каниджу". К тому времени мы уже были в полуфинале, и это плюс. Минус же был в том, что мой грипп перешел в жуткий бронхит, который сопровождался жаром. И тут мне было уже ни до чего.
Скорее мертв, чем жив
Вот в таком ужасающем состоянии я вышел на матч с Уругваем, но в то же время вышел со спокойной душой и уверенностью - ведь рядом со мной был Кани. Но Франческоли и его партнеры нас обыграли, и обыграли уверенно. Мы уступили 0:1 и остались за бортом. Нам оставалось провести встречу за третье место, но за этот "приз" я никогда не любил играть. Ради чего? Мы сделали это только из уважения к людям, но душа у нас уже была разбита. Колумбия выиграла у нас 2:1 на "Монументале". Туман тогда стоял такой, что я даже не увидел гола Кани. Не знаю, так это или нет, но мне показалось, что в том тумане был скрыт истинный облик сборной Аргентины на том Кубке Америки. Нас преследовало чувство разочарования, провала, ведь так плохо мы еще не играли...
Я не слишком долго раздумывал над тем, чтобы вновь надеть футболку сборной Аргентины. Я взял отпуск, вернулся в Италию и принял приглашение совсем иного рода: англичане заплатили мне 160 000 долларов за то, чтобы я сыграл на "Уэмбли", в матче, посвященном 100-летию английской лиги. За мной отправили в Верону персональный самолет и забронировали номер в отеле, расположенном ближе к Шотландии, чем к Лондону, но этот отель был великолепен. Каждый раз, когда я касался мяча, трибуны кричали мне так, как они кричат неграм, но тотчас же, если у меня получалось сыграть красиво, вслед мне неслись аплодисменты. А ведь тогда я все еще говорил о "руке Божьей".
По прошествии времени я больше ценю те минуты, что пережил в Германии, на празднике, посвященном прощанию с футболом Лотара Маттеуса. В 2000 году, когда мне было почти 40 лет, немцы меня приняли так, словно я был в расцвете сил. Я получал наслаждение от игры, а вместе со мной наслаждались и они. Надо же: почти всегда я чувствую, что в Германии или Китае меня любят и уважают больше, чем в Аргентине. Но это не важно. Тот матч, который я сыграл в Мюнхене, позволил мне продемонстрировать - и прежде всего себе самому - что я жив. Жив! Я провел на поле 45 минут, и все это время у меня стоял ком в горле. Все это время я думал об аргентинцах, потому что я есть и буду их Эль Диего, тех, кто меня любит и не любит. Играть против Лотара доставляло мне одно удовольствие: он был и будет лучшим соперником во всей моей карьере. Приглашая меня, он дал мне почувствовать свою значимость. Пять месяцев спустя после того, как я почти умер... я был жив. И играл в футбол.
Но ладно, вернемся в 1987 год. Тогда я прошел курс лечения в клинике доктора Мерано, в Швейцарии, и вернулся на поле. Я попросил Билардо, чтобы он приберег меня для матча-реванша с Германией, который должен был состояться 16 декабря в Буэнос-Айресе. Это был один из моих безостановочных вояжей: 13 декабря, в воскресенье, мы сыграли с "Ювентусом" 2:1, в среду провели матч против Германии, после чего я тут же отправился в Италию для того, чтобы снова надеть футболку "Наполи": 20 декабря мы победили "Верону" 4:1. Я в очередной раз почувствовал себя в долгу перед аргентинскими болельщиками и той победой 1:0 над Германией, на поле "Велеса", я смог заполнить пустоту в их сердцах. Страна находилась в очень бедственном положении, и нашей задачей было подарить народу маленький кусочек счастья - это цель, которую я всегда преследую, выходя на поле. Я не знаю, поможет ли это им забыть о том, что им приходится терпеть, о том, что с ними происходит...
В ожидании реванша
Я так любил сборную, что уже в 1988-м, в апреле, рискнул сыграть за нее на каком-то невообразимом турнире, кажется, "Четырех наций" или что-то в этом роде. Сначала нас приложила сборная СССР - 4:2, а затем обыграли немцы - 1:0. Эти результаты меня страшно огорчили, несмотря на то, что встречи носили товарищеский характер. А тем временем в "Наполи" меня хотели убить! Я принимал участие во всех матчах подряд, и тогда в Германии я остался ради игры за четвертое место. Тогда у нас начали получать травмы все сильнейшие игроки: Вальдано, Батиста, Бурручага, Энрике, и Билардо был вынужден выпускать молодежь. Кроме того, собрать команду в то время было не так уж и просто: клубы не отпускали игроков, в Европу продавали молодых футболистов, которые успели провести в первом дивизионе всего-то пару матчей. Я чувствовал, что сборную предавали, и поэтому хотел быть вместе с ней, несмотря на риск и свое кошмарное физическое состояние...
Но это все было только прелюдией к следующему Кубку Америки, который должен был состояться в Бразилии, и на котором я жаждал взять реванш. Я вновь задолго до начала этого турнира пообещал Билардо, что приму в нем участие. Это случилось после той знаменитой победы над "Миланом" - 4:1, 27 ноября 1988 года, и я заявил, что моей ближайшей и главной целью является победа на Кубке Америки.
В матче предпоследнего тура чемпионата Италии-88/89 против "Пизы", которая к тому времени уже вылетела в "серию В", я получил сильнейший удар по правому бедру и был вынужден уйти с поля за 15 минут до финального свистка. А ведь в той игре некоторые недоумки меня освистывали. Без особой надежды я обратился к доктору Оливе: впереди был финал Кубка Италии и вояж в Бразилию, где меня ждала сборная. Мышцы бедра у меня дико болели, и Олива был убежден, что эти боли - последствия моих хронических проблем с поясницей. Они меня действительно достали, но, так или иначе, вердикт был следующим: если я буду продолжать в том же духе, то могу заранее сказать "чао" Кубку Америки.
Тогда я в шутку говорил, что получил травму из-за своей старости. На самом же деле у меня в июне была череда ужаснейших матчей. Я прекрасно понимал, что возможности бедного Билардо были ограничены: достаточно сказать, что всю команду он смог собрать только за три дня до дебютного матча против Чили. К тому же в сборной оказались игроки, о которых я слыхом не слыхивал, как, например, Хосе Орасио Басуальдо. Но в то же время я чувствовал колоссальное удовлетворение потому, что Билардо вызвал в сборную моего брата, Турко, который выступал за "Райо Вальекано" и признавался испанскими журналистами лучшим футболистом второго дивизиона. Некоторое спокойствие внушал и тот факт, что Бразилия испытывала почти те же самые проблемы, что и мы: ее игра строилась вокруг Кареки, а тот был таким же измотанным, как и я…
Продолжение следует.
