Я - Диего
В этом отрывке из своей автобиографической книги Диего Марадона обращается со словами благодарности к Сесару Луису Менотти и Карлосу Билардо - тренерам, под руководством которых он выступал за сборную Аргентины, и повествует о начале нового этапа в своей жизни.
ГЛАВА 6
СПАСИБО МЕНОТТИ И БИЛАРДО
Если бы я мог выбирать себе тренера, я бы выбрал Сесара Луиса Менотти. Из-за его мудрости... То, о чем он меня предупреждал, в итоге и случилось. Он тебе что-то говорил, а ты только молчал и внимательно слушал, а потом выходил на поле и чувствовал гордость за то, что ты пытался сделать под его руководством.
Билардо... Карлос для меня, как отец. Однажды я сказал, что хотел бы видеть своих дочерей воспитанными на его принципах. Он мне очень помог, и я никогда не перестану благодарить его за то, что он поверил в меня: его отношение ко мне определило развитие моей дальнейшей карьеры. Да, он всегда уделял много времени околофутбольным делишкам, и это мне никогда не нравилось. Он никогда не делился с теми, кто работал рядом с ним, в одной упряжке. От него ушел Пачамэ, от него ушел Эчеваррия... и все деньги, вся слава достались ему одному!
И вот еще: я никогда не хотел никому рассказывать об этом, о чем потом очень пожалел, - почему Вальдано остался за бортом сборной на ЧМ-90. Я, да-да, я отправился к Вальдано просить его, чтобы он попробовал вернуться после перенесенного им гепатита и ушел из большого футбола как великий игрок. Я просил его об этом перед лицом Хорхито, его сына. И я ощутил себя предателем по отношению к ним обоим, когда Билардо не взял Вальдано в сборную. Я знаю, что было много подозрений, знаю, что Вальдано хотели припомнить его слова на мундиале в Мексике, когда мы вместе с ним заявили, что преступно играть в полдень под палящим солнцем только лишь потому, что об этом просит телевидение. Отказ от услуг Вальдано мне объяснили тем, что он не приносил пользу сборной. Однако я думаю, что на то существовали другие причины, о которых я так и не смог разузнать.
Это единственное, что омрачает наши отношения с Билардо, равно как в случае с Менотти, который украл у меня возможность сыграть на чемпионате мира 1978 года. Тем не менее первого я люблю, как родного отца, а вторым просто восхищаюсь.
ВАТЕРПОЛИСТ ВО ГЛАВЕ ФИФА
Но ничего подобного я не могу сказать о Жоао Авеланже. С этим человеком у меня нет и не может быть ничего общего. Разное происхождение, разное мировоззрение, и пусть он сколько угодно говорит, что любит меня, словно сына, словно внука, словно правнука... Я ему не верю. Ни одному его слову. Биография Авеланжа дала мне возможность охарактеризовать его одним словом, которое я всегда употреблял при подходящем случае: ватерполист. Меня так и подмывает спросить его: "Извините, дон Жоао, я не ослышался, водное поло? Так какого черта вы до сих пор возглавляете ФИФА вместо того, чтобы занять пост президента Федерации водного поло?". Это желание обострилось у меня в Мексике, когда они, сидевшие в ложе с кондиционерами, обставившие себя вентиляторами, заставили нас играть в полдень. Посмотри, это же ведь было не в Вилья Фьорито, а на чемпионате мира, и нам пришлось еще тяжелее... Я всего лишь хочу, чтобы он и ему подобные поняли, что главными действующими лицами футбольного спектакля являемся мы, игроки. И я постараюсь сделать все для того, чтобы наш голос, голос футболистов, был услышан.
Обо мне знают все, вплоть до самых страшных событий, что приключились в моей жизни, включая мою зависимость от кокаина. Но я хотел бы спросить вас: а что вы знаете об Авеланже?
Правда, я очень хотел бы ему верить, но это, увы, невозможно. После того пенальти на итальянском мундиале, после допинг-проб в США я уже не питаю никаких надежд. Я окончательно в нем разочаровался и считаю, что я уже заплатил за все тем пенальти в Италии. Тогда я думал, что ненависть к Марадоне уже прошла, и то же самое я думал после "Севильи". Как же я заблуждался... Авеланж всегда руководствовался в своих действиях бумажками с инструкциями, не задумываясь о том, что важнее всего люди, семья, народ. Народ - прежде всего. Поэтому я всегда выхожу из себя, когда вижу, что в Аргентине после чемпионата мира в Италии его приняли, как героя. Тогда, в почетной ложе, я отказался протянуть ему руку; он - главный виновник моих слез, которые появились не только из-за поражения. Больше всего меня расстроила несправедливость. И лицом этой несправедливости был Авеланж. Меня успокаивает только одно: интересно, годы спустя сколько людей вспомнит обо мне и сколько о нем? Авеланж или Диего? Вы можете дать ответ на этот вопрос?
ГЛАВА 7
НАЧАЛО НОВОЙ БОРЬБЫ
Когда наконец я отправился в отпуск в Полинезию после ЧМ-86, как я это обещал Клаудии, окружающее виделось мне в розовом цвете. Я ошибался, как же я ошибался! Нет, с Клаудией у нас все было прекрасно, великолепные пляжи, мы предавались пороку прямо на них, чем повергли в ужас отдыхавших там голландцев. По-видимому, именно из-за этого число розданных мной автографов не было таким большим, как это можно было бы себе представить. Проблема заключалась совсем в ином: она была в транспаранте, который появился на трибуне стадиона "Ацтека" после финального матча. На нем было написано: "Извини, Билардо, спасибо". Извини, спасибо? Тогда я понял, что наша сборная, несмотря на то, что является сильнейшей в мире, по-прежнему остается одной из самых преследуемых и незащищенных.
В "Наполи" дела у меня шли хорошо, мы были на пути ко второму "скудетто" и также рассчитывали выиграть Кубок Италии. Все дело было в сборной Аргентины. Товарищеские встречи с ее участием были запланированы в основном только для того, чтобы таким образом зарабатывать деньги, и никто об этом меня не предупредил, никто со мной не посоветовался. Я хотел играть во всех матчах сборной, как это было всегда, но в то же время хотел добиться уважения к ее капитану и ее футболистам, которые совсем недавно выиграли мундиаль. Это все детали, но детали важные: так, например, когда Билардо за полгода до Кубка Америки-87, проходившего в Аргентине, спросил меня, хочу ли я играть за сборную, я сказал "да", несмотря на то, что прекрасно понимал, в каком состоянии я буду пребывать после изматывающего сезона. Я хотел быть абсолютно честным: когда моим товарищам по сборной нужен был ответ Марадоны, они его получали, хотя некоторые нас считали "песетерос" - как говорят в Испании, людьми, для которых на первом месте стоят деньги. Мы хотели добиться того, чтобы наши права уважали, ничего больше, но тогда появлялись всякие моралисты: "Как это так? В такой стране, как Аргентина, они хотят легко зарабатывать деньги?". Нет, нет и еще раз нет: в Мексике я играл, ни на секунду не задумываясь о деньгах, и по этому поводу я серьезно повздорил с Бочини, который заявил, что без должного вознаграждения он не чувствует себя чемпионом мира.
Обо всем этом мы беседовали с Грондоной на одной из встреч, которая состоялась в Риме в марте 1987 года. Мы оба, Хулио и я, разошлись не на шутку, но в конце концов поняли друг друга. Он ответил на все вопросы, которые я ему задал. Тем вечером сборная Аргентины проводила товарищеский матч с "Ромой" и проиграла. А я вновь начал свою борьбу: нужно было воссоздать здание из руин.
В середине года, когда сезон в Европе уже завершен, я был выжат как лимон, но зато собрал все возможные титулы: чемпион мира, чемпион и обладатель Кубка Италии в составе "Наполи", чего не происходило в кальчо в течение последних пятнадцати лет. Я чувствовал себя чемпионом, но не мог сказать, что я чувствую себя счастливым, если подходить к этому исключительно с футбольной точки зрения. Я не отрицаю, что злорадствовал по поводу тех, кто заявлял, что я ничего не выигрывал в своей жизни, - где теперь они были вместе со своими словами? Но я был очень расстроен по поводу того, что сборная снова должна была начинать все сначала, начинать под пристальным взглядом журналистов и болельщиков.
Что случилось? Ничего, если не считать того, что 10 июня 1987 года мы сыграли товарищеский матч со сборной Италии в Цюрихе и проиграли - 1:3. Вместе с этим на нас вновь обрушилась критика, появились сомнения в нашей силе... Я помню те дни так, как будто это все было сегодня. Тогда я встретился с Пеле, но не для того, чтобы устроить полемику, каждый оставался при своем мнении. Я сказал только: "Я не хочу быть более великим, чем он", - мы обменялись рукопожатиями и сфотографировались вместе с Альтобелли, капитаном сборной Италии. Единственное, что в том матче мне подарило положительные эмоции, это то, что я познакомился с Кани, Клаудио Паулем Каниджей. Мой брат Турко несколько раз тренировался вместе с ним и отзывался о нем с восхищением, да так, что стоило мне увидеть Каниджу, как я сказал ему: "Я тебя очень хорошо знаю, и мы должны понять друг друга". Однако Билардо выпустил его на замену вместо Сивиски, когда до финального свистка оставалось только пять минут. И тогда я почувствовал, что не за горами новые споры и новые ссоры, ведь Кани для меня - самый близкий друг.
Продолжение следует
* Печатается с сокращениями
