Я - Диего
В этой части своей автобиографической книги Диего Марадона рассказывает о том, как над ним сгустились тучи в "Барселоне", и признается, что вынужден был принимать наркотики для того, чтобы забыть на время о своих проблемах.
Продолжение. Начало в № 5, 10, 15, 20, 25, 30
ГЛАВА 3
ДЕБОШ НА "НОУ КАМП"
Нуньес знал о том, что я и Бернд Шустер были приглашены на прощальный матч Пауля Брайтнера и должны были принять в нем участие. Но в то же время через несколько дней "Барселоне" предстояло сыграть в финале Кубка Испании, и Нуньес даже слышать не хотел о том, чтобы нас отпустить. Я очень гордился тем, что великий Брайтнер пригласил меня на свой бенефис, но для того, чтобы отправиться к нему на игру, нам нужно было во что бы то ни стало достать паспорт.
Шустер спросил меня своим невозмутимым тоном:
— Слушай, а где твой паспорт?
— Точно не знаю, надо сказать Цитершпиллеру, чтобы пошел поискал.
По тому, какую мину он скорчил, я понял, что тут не все чисто. И действительно: Нуньес устроил очередную гадость, спрятав куда-то наши паспорта.
Шанс вернуть их представился нам в Зале трофеев "Барселоны" на стадионе "Ноу Камп". Доведенный до белого каления, я обратился к чиновникам: "Так что же, президент не собирается отдавать наши паспорта? Передайте ему, что я буду ждать только пять минут, а потом... Видите все эти великолепные трофеи, такие сверкающие и красивые, изящные и хрупкие? Я разобью их все!" Менеджер Касаус в испуге заверещал: "Диего, скажи, ведь ты этого не сделаешь?" Для того, чтобы они поверили, что это не шутка, меня поддержал Шустер: "Последний раз предупреждаю, и мы начинаем!" Я схватил с полки Кубок Тересы Эрреры, очень красивый трофей, и сказал Касаусу:
— Так вы не отдадите мне паспорт?
— Нет, президент приказал не отдавать.
Я поднял этот кубок над головой и со всей силы бросил его на пол! Думаю, что звон был слышен даже за пределами "Ноу Камп". Этим поступком я удивил даже Шустера, который, как оказалось, не верил до конца в то, что я смогу это сделать.
— Ты сумасшедший!
— Да, я сумасшедший, потому что со мной поступают, как с рабом, и не хотят отдавать паспорт! И я не собираюсь на этом останавливаться. Сейчас все трофеи, завоеванные "Барселоной", отправятся по тому же пути, что и "Тереса"!
В итоге паспорт мне все-таки вернули, но на прощальный матч Брайтнера не отпустили.
ПЕРЕЛОМ
...Однажды я отправился в больницу, чтобы навестить там одного паренька, — его сбила машина. Этот парень рос в семье, которая погрязла в нищете, и был настоящим бедняком. На него нельзя было смотреть без сожаления — настолько он был плох. Когда этот парень меня увидел, его лицо засветилось от радости; я поздоровался с ним, обнялся и поспешил уйти, так как этим вечером должен был принимать участие в матче. Когда я уже подошел к дверям, он сделал заметное усилие, чтобы приподняться с кровати, и почти крикнул мне: "Диего, пожалуйста, береги себя! Теперь они собираются сломать тебя!"
Надо же было такому случиться, что эти слова оказались пророческими. Когда баск Андони Гойкоэчеа сломал меня, мы выигрывали у "Атлетика" со счетом 3:0. 3:0!!! За несколько минут до этого Шустер въехал ногами в Гойкоэчеа, и стадион зашелся криком: "Шустер, Шустер, теперь они собираются сломать тебя". Несколько месяцев назад Гойкоэчеа уже нанес Шустеру травму, и тот подобным способом отплатил этому костолому, который пришел в настоящую ярость. Казалось, баск сейчас разнесет все вокруг: "Я убью этого недоноска!" Тогда я сказал ему:
— Гойко, успокойся, иначе схватишь желтую...
Я сказал это от чистого сердца, потому что видел, как он нервничает. И сразу же побежал искать мяч на свою половину поля. Побежал, подумав, что Гойко попытается опередить меня, я уже видел, как он направляется к нашей штрафной. Я сошелся с ним в единоборстве, обыграл его и когда уже собирался развернуться, чтобы уйти от него вперед, — трак! — последовал удар сзади по ноге, словно кто-то хотел отрубить ее топором. Я непонимающим взглядом посмотрел на свою ногу, которая беспомощно болталась из стороны в сторону, а потом накатила волна нестерпимой, всепоглощающей боли, которая буквально оглушила меня. Это был самый кошмарный эпизод в моей карьере.
Я НЕ ПРОЩУ НУНЬЕСА И КЛЕМЕНТЕ
...После перелома ноги единственное, что я хотел знать, — это когда я смогу вернуться на поле. Менотти, который к тому времени сменил опостылевшего Латтека на посту главного тренера, как-то зашел ко мне в больничную палату и сказал: "Диего, ты выдающийся игрок. Ты обязательно поправишься и добьешься больших успехов в своей карьере. Пусть страдания, которые ты сейчас испытываешь, станут той жертвой, которая будет принесена во имя того, чтобы с грубостью было покончено раз и навсегда!"
Со временем я сумел простить Гойкоэчеа, хотя это было нелегко. Но я до сих пор не могу простить Хавьера Клементе, возглавлявшего в ту пору "Атлетик". Этот лицемер заявил журналистам примерно следующее: "Надо подождать хотя бы неделю, чтобы узнать, действительно ли Марадона получил такую тяжелую травму или же он просто-напросто притворяется".
Я же вернулся на поле только через сто шесть дней, 8 января 1984 года. Под моросящим дождем мы проводили матч с "Севильей" и победили со счетом 3:1, а я забил два мяча. Трибуны стадиона пребывали в настоящей эйфории, все кричали и аплодировали мне, скандируя уже ставшее традиционным: "Ма-ра-дооо! Ма-ра-дооо!" Такой оглушительной овации мне больше слышать не приходилось.
Самая главная проблема была не на поле, а за его пределами. Одна из моих многочисленных стычек с президентом "Барселоны" приключилась из-за того, что он имел привычку затыкать мне рот. Однажды он вызвал меня к себе и сказал, что запрещает мне давать интервью одной из испанских газет, на что я ответил, что он не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь. Мне не запрещалось ничего ни на тренировках, ни в игре, и я не собирался терпеть указок с его стороны, что мне можно делать, а что нет.
Когда мы играли хорошо и выигрывали, не происходило ровным счетом ничего. Но стоило только сыграть с кем-нибудь вничью или, не дай Бог, проиграть, как мне сразу же начинали перемывать кости: что я не до конца вылечился от гепатита, что я ухожу по ночам из расположения команды, веду развратный образ жизни и все в таком роде. Конечно же, эти слухи раздувала пресса, целиком и полностью зависимая от Нуньеса. И в один прекрасный день я, осознав, что не смогу больше выносить его нападки, явился к нему без приглашения:
— Я хочу, чтобы вы меня продали!
— Нет!
— Тогда я отказываюсь выходить на поле!
Нуньес вел себя со мной очень подло и грязно. Так грязно, что много времени спустя, когда я уже играл в Италии и приехал в Испанию для того, чтобы получить приз лучшему латиноамериканскому футболисту, выступавшему в испанском чемпионате, Нуньес искал любой повод, надеясь сделать мне какую-нибудь пакость.
И он нашел способ испортить мне праздник. Нуньес выдумал историю, которая могла мне дорого обойтись. Судя по всему, он заплатил одному мальчишке, чтобы тот сказал, будто бы я задавил его на машине и сильно покалечил. Естественно, что такое громкое заявление не могло остаться без внимания, и полиция сразу же бросилась меня арестовывать и арестовала в том самом здании, где должны были вручаться призы. Там собрались и другие лауреаты — Шустер, Уго Санчес, Хуанито... Узнав о том, что произошло, они принялись меня искать. Хуанито вышел на улицу, встал прямо напротив полицейского комиссариата и стал кричать: "Да здравствует Франко!" А тем временем я сидел внутри, подписывал бумаги и смотрел в глаза этому мальчику: "Когда же это я на тебя наехал? Скажи правду! Расскажи, что Нуньес сам все это придумал!"
ФУТБОЛКА ДЛЯ КОРОЛЯ
...Это правда, что мое пребывание в "Барселоне" превратилось в сущий ад. Из-за гепатита, из-за перелома да и из-за самого города тоже — Мадрид мне всегда больше нравился. Но, конечно же, во многом на мое состояние повлияли окончательно испорченные отношения с Нуньесом. Кроме всего прочего, в Барселоне начали говорить о моем пристрастии к наркотикам. Не буду отрицать: я действительно начал баловаться наркотиками, думая, что это поможет избавиться мне от депрессии, вызванной навалившимися на меня проблемами. Но, как оказалось, этим я только осложнил свою жизнь.
Но наркотики в Барселоне никоим образом не повлияли на мою спортивную форму. Если бы это было не так, разве я бы смог добиться тех успехов, которых достиг в "Наполи"? В одном из своих заявлений Нуньес сказал, что продал меня потому, что я принимал кокаин. Ложь! Кокаин — не помощник ни в футболе, ни в жизни.
Во дворце Сарсуэла меня принял король Хуан Карлос, феноменальный Хуан Карлос! Мы говорили о футболе, об Аргентине и о яхтах! Кататься по морю на яхте — его хобби. Когда мы с ним разговаривали, открылась дверь и вошел Фелипе Гонсалес, президент Испании. И они оба, король и президент, попросили у меня футболку сборной Аргентины для своих детей.
После скандала с Нуньесом я все-таки решил хлопнуть дверью. Вице-президент "Барселоны" Жоан Гаспарт еще пытался уговорить меня, подходил с чистым бланком контракта, в который мне оставалось всего лишь вписать сумму. А стоявший сзади Хорхе Цитершпиллер (менеджер Марадоны. - Прим.ред.) меня подначивал: поставь ему столько, сколько он и представить себе не может. Я последовал его совету: наставил кучу нулей и ушел...
(Продолжение следует)
Печатается с сокращениями.
