Владимир Шадрин: Нас откачивали нашатырем, но мы выстояли
Четверть века назад, в феврале 1976 года, в австрийском Инсбруке сборная СССР завоевала золотые медали Олимпийских игр. Эта победа стала одной из самых памятных в истории отечественного хоккея. Советская команда первенствовала на четвертом олимпийском турнире подряд, побив по этому показателю рекорд родоначальников хоккея канадцев и сравнявшись с ними по общему числу побед на зимних Играх (5). До следующей триумфальной для нас Олимпиады из того золотого состава "дотянул" только легендарный вратарь Владислав Третьяк. События в Инсбруке складывались на редкость драматично. Решающий матч за золото со сборной Чехословакии долгое время складывался не в нашу пользу, но в итоге все закончилось благополучно. Между тем поначалу казалось, что борьба будет менее упорной, чем обычно: второй раз подряд на Играх не было канадцев, а тут еще и шведы отказались от участия в Олимпиаде, объясняя это желанием не распыляться и качественно подготовиться к чемпионату мира. До встречи с чехами у наших, действительно, особых проблем не было. И тут на пути оказался самый принципиальный соперник тех лет как на олимпийских турнирах, так и на мировых первенствах.
Олимпиада-76 стала подлинным звездным часом форварда московского "Спартака" и сборной СССР Владимира Шадрина. В Инсбруке он был признан лучшим снайпером и бомбардиром турнира, забросив в шести матчах, считая квалификационный с Австрией, десять шайб и сделав четыре результативные передачи. Именно Шадрин, в решающем матче перехватив шайбу у чешского защитника Иржи Бублы, начал комбинацию, приведшую к переломному третьему голу в ворота Иржи Холечека.
— Особое место в памяти занимает, конечно, матч с чехами, — рассказывает Владимир Шадрин. — Эту встречу, несмотря на то, что олимпийские турниры проводились тогда по иной схеме, нежели сейчас — не было предусмотрено как таковых финала, полуфиналов и четвертьфиналов, играли круговой турнир, по итогам которого и выявлялся победитель, — можно называть финальной. В ней решалась судьба золота. Нас устраивал и ничейный исход.
В первом периоде мы проигрывали 0:2. Вдобавок пришлось две минуты втроем противостоять пятерке чехов. Костьми ложились перед своими воротами и все-таки не пропустили тогда третью. Случись это, отыграться в таком матче было бы практически нереально.
Перед тем, как выпускать бригаду, как сейчас говорят, меньшинства на лед, Борис Павлович Кулагин, как сейчас помню, проходит вдоль скамейки и внимательно смотрит каждому из нас в глаза. Доходит до меня и останавливается. Мог ведь в этой тройке с двумя защитниками, Витей Цыганковым и Юрой Ляпкиным, и Володя Петров, скажем, сыграть. Но Кулагин просто угадал тогда со мной, прочитал мое состояние. А ошибиться ему было никак нельзя. Ситуация сложилась критическая: или пан, или пропал. За такими решениями, наверное, стоит вся жизнь… И я это знал. Думал тогда… о своей семье, друзьях, близких. Каждый из нас ощущал постоянную духовную связь со своей страной, своим народом. Мы всегда чувствовали, что не одни, что играем не только для себя, для сборной, ради высоких мест и медалей, но и для всего советского народа, который за нас искренне переживал. Жизнь у людей была нелегкой, и мы просто не имели права не оправдать их надежд, ожиданий, связанных с нами. У меня было такое состояние… невозможно передать словами. Я был уверен, что не подведу. Выстою, чего бы мне это не стоило.
Тот матч складывался сверхнапряженно. Два раза по ходу игры мы уступали в счете. После того, как втроем отбились и вернулись на скамейку, Олег Маркович Белаковский, врач нашей команды, нашатырем нас откачивал. Сунул мне ватку под нос, я пришел в себя, отдышался. Пришел же со льда практически в полубессознательном состоянии. Настолько колоссально было напряжение схватки. На площадке, в борьбе это не чувствуется. Есть, видимо, какой-то внутренний резерв, который в критической, стрессовой ситуации позволяет реализовать себя в полной мере. А вот когда наступает смена, возвращаешься на скамейку и пережитое за минуты, проведенные в игре, сказывается.
Шли мы на этот матч с уверенностью в своей победе. С чешскими игроками были, конечно же, хорошо знакомы. Да и жили рядом, в одной олимпийской деревне. Перед матчем они нас, улыбаясь, просили: "Вы уж много не забивайте". У них полкоманды тогда простудилось, ходили, замотанные в шарфы. Это в какой-то мере, думаю, такой психологический был прием. Все понимали, что фавориты в этом матче мы. Но на Олимпиаду ведь ездят только раз в четыре года, и, конечно же, спортсмены готовы отдать все для того, чтобы хоть раз ее выиграть.
Во втором периоде я забрасываю первую шайбу. Одну, стало быть, отыграли. К третьему счет уже становится 2:2.
Решающую шайбу забросил Саша Якушев. Хотя, формально, победная — харламовская, четвертая. Но нам-то хватало и ничьей. Якушевская была как раз той самой. Мы счет сравняли, а чехи снова вышли вперед — 3:2. Это было в середине третьего периода. Как же они радовались! Я всегда не любил, когда эмоции выплескиваются через край раньше времени. Подожди до полной победы и радуйся. А чехи, как только нам третью забросили (до конца периода оставалось чуть меньше десяти минут), так и бросились обниматься, подбрасывать в воздух краги, шлемы, клюшки разбрасывать в стороны. Нам, конечно, было обидно и тяжело, с таким трудом сравняли счет, и вот снова они впереди. Но мы знали, что еще ничего не потеряно, и потому только крепче сжали зубы. "Рано радуетесь…" — подумалось мне в ту минуту.
И вот Якушев третью забрасывает. Причем буквально дрожащими руками. Дело было так: завладев шайбой, чехи только-только начинают раскатываться, начинать атаку. Защитник, контролируя шайбу, идет в своей зоне по флангу к синей линии. Я его легонечко цепляю за руку. Не то чтобы грубый такой, откровенный зацеп, у меня и цели-то такой не было. Чуть-чуть его задел, и шайба у него соскакивает с крюка. Ляпкин мгновенно оценил ситуацию, дернулся вперед и откинул шайбу Якушеву, который находился возле самой штанги. Вот ведь как бывает в хоккее: маленький штришок, тонкая такая, едва заметная мелочь может перевернуть весь ход матча. Якушев оказывается один на один перед пустыми практически воротами — чешский вратарь не ожидал такого поворота, позицию потерял, упал даже. И Саша, волнение-то какое (!), еще немного промедлил и шайбу в сетку направил. Да, в этом смысле в хоккее просто-напросто нет мелочей. Так из ничего мы забили тот самый победный гол. Чехов он, видимо, просто убил. А когда Харламов им четвертую забросил, все стало ясно — времени отыграться у них уже не оставалось, да и руки, наверное, когда радость мгновенно на противоположное чувство сменилась, опустились. Так мы выиграли золото Инсбрука-76.
