Виктор Нечаев: В НХЛ пробиться не планировал
Возможно ли было в советское время без особых усилий забросить шайбу легендарной ларионовской пятерке? Да, если против ЦСКА выступал советский диссидент, а игроки армейского клуба в поединке Кубка европейских чемпионов едва ли не раскрывали свои ворота перед форвардом немецкого "Дюссельдорфа". Особым расположением пользовался у армейских звезд первый советский хоккеист НХЛ Виктор Нечаев. В эти дни исполняется ровно 20 лет с того момента, как Нечаев принял окончательное решение отбыть в США, тогда "логово антисоветизма". Сейчас Нечаев — один из аналитиков нашей газеты. На днях он приезжал в Москву на молодежный ЧМ.
БОРОТЬСЯ ПРОТИВ КГБ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО
— Вспомните, как и почему возникло желание уехать из СССР?
— Когда меня уволили из питерского СКА, — говорит Виктор Нечаев, - бороться было бесполезно. Не мог же я в то время открыто выступить против советских спецслужб. Уже тогда всерьез возникла мысль о том, что у меня нет перспектив, если останусь в Советском Союзе. Почему? Ведь меня выгнали в 25 лет, когда я только-только разыгрался, к тому же сезон проводили мы неплохо, и в его разгар, в феврале 1979-го, меня практически выбросили на улицу. Дали понять, что я в черном списке… Ведь в моем досье, которое один из близких сотрудников КГБ показывал мне незадолго до этого, значилось: "Склонен к контактам с иностранцами". Но ведь это смешно, я и по-английски толком не говорил, да и общался тогда лишь с переводчицей.
Одним словом, после этого принял решение уехать из страны. Мне нужно было на что-то жить, и я поехал халтурить. Подрабатывал, сначала выступая за ташкентский "Бинокор", однако в Узбекистане серьезного хоккея не было. Начиная с осени 1979-го, ездил играть в Череповец за местный "Металлург", при этом жил в Питере.
У меня тогда была знакомая студентка из Йельского университета в Америке, и мы дружили, переписывались, иногда она приезжала ко мне в Ленинград. В 1980 году я женился на моей американке Шерол Хэйглер. Расписались в одном из ленинградских загсов. После этого начал оформлять документы на выезд. Кстати, особых препон не возникло, ведь никто не знал, что я смогу там играть в хоккей.
— Как вы познакомились с первой женой?
— Еще во время одного из вояжей СКА в Швейцарию на Кубок Шпенглера, в 1977-м. Мы долго общались, созванивались… Она приезжала ко мне, мы были влюблены. Наш союз строился в первую очередь на высоких чувствах, я не использовал свою подругу лишь с целью получения визы, а затем и второго гражданства — США. Однако союз этот длился недолго: она училась близ Нью-Йорка, а потом перевелась в Бостонский университет, живя отдельно от меня, когда мы уже перебрались в Штаты. После года работы в США я уехал в Германию, она несколько раз приезжала ко мне, но вскоре в июле 1984-го мы развелись. Любовная лодка разбилась о быт, как говорил Маяковский. А я потом в 1989 году женился на другой девушке, Ирине Лансман, которую родители в возрасте 9 лет привезли в США с Украины. У нас двое детей: в 1993-м родилась дочь Саша, а спустя еще три года — сын Грегори.
— Почему не закончили институт?
— В первый отдел ЛИИЖТа (Ленинградского института инженеров ж/д транспорта) из КГБ поступила информация, что я женился на американке и собираюсь уехать в США. По этой причине мне накануне защиты диплома отказали в возможности его защиты без объяснения причин. Диплома я так и не получил, выдали мне лишь свидетельство о неполном высшем советском образовании, фактически сведя на нет плоды семилетнего обучения. Хотя учился я всегда хорошо… Однако сказал в ответ, что это пустая формальность. Знал, что диплом этот за океаном мне никогда не пригодится. Выдали мне, правда, военный билет и свидетельство лейтенанта запаса.
— Как отнеслись к этому ваши родители?
— Отец и мать у меня были коммунистами, работали на должностях руководителей отделов в престижном проектном институте. Главное предприятие у них было в Ленинграде, и они часто виделись со мной. Мама была мягким человеком, говорила, что я должен решать все сам, но все же была на стороне отца. Он же и слушать не хотел о моем отъезде. Наши споры напоминали политические баталии на партячейках. Отец, экономист, не мог принять того, что я, советский человек, комсомолец, еду жить в "логово врага". Я стоял на своем и говорил, что хочу испытать судьбу, которая предоставляет мне шанс чего-то добиться в жизни. Доказывал ему, что гораздо лучше мне будет уехать, чем позволить кому-то сломать свою жизнь или банально спиться. В СССР в то время было немало искалеченных судеб.
Отец все время желал моего возвращения, однако потом, когда побывал у меня в США в 1992 году, смирился и понял, что я сделал правильный шаг. О том, что уехал из страны, сам нисколько не жалею. У меня появилась возможность начать новую жизнь, познать мир, людей. Этим в то время в Союзе обладал далеко не каждый. Однако я также ничуть не жалею, что родился в России. Никогда, кстати, не отказывался от своей родины, не выбросил наш паспорт. У меня двойное гражданство, и я всегда могу приехать в Россию, что регулярно и делаю. В Америке люди ведут жизнь-игру, у них на первом месте только деньги, никакой духовности. В этом смысле я сочувствую своим детям, которые родились там и наверняка будут жить по тем законам — я имею в виду мораль. В России же почти все, напротив, открытые, душевные люди. У меня здесь и сейчас много друзей.
В НХЛ С ТРИБУН МНЕ КРИЧАЛИ: "КОММУНИСТ!"
— Каковы были ваши действия после отлета за океан?
— В апреле 1982 года я уехал в США, позже получил второе гражданство. Не надеялся, что удастся играть в НХЛ, хотя очень этого хотелось. Ведь я не выступал на серьезном уровне уже два года. Дай-ка, думаю, рискну, попробую свои силы. Приехав в Лос-Анджелес, почти не зная языка, тренировался самостоятельно, для чего занял деньги у одного из приятелей. Играл вместе с ветеранами, с бывшими профессионалами. Пошел слух, что в городе играет один русский, и руководство "Кингз" заинтересовалось мной, пригласив на просмотр. Клуб сперва выделил мне ссуду в 8000 долларов — для подготовки к сезону до тренировочного лагеря — в обмен на безвозмездную возможность меня задрафтовать. Я успешно прошел лагерь, набрал за три игры семь очков, забив три или четыре гола, и со мной захотели подписать контракт. Сам я, естественно, ничего тогда не понимал в хоккейном бизнесе. Агента у меня не было, лишь адвокат, толком ничего не смысливший в хоккейных делах. Он представлял мои интересы, и, когда ему предложили два вида контракта, остановился на годичном варианте безо всякой страховки вместо двух лет и третьего сезона по выбору, чего делать было нельзя. В сезоне-1982/83 я стал первым советским хоккеистом, выступавшим в НХЛ. Меня включили в состав, где я провел за "Королей" три игры и забил одну шайбу. Потом отправили в фарм-клуб, в ИХЛ — это отбило интерес ко мне со стороны других клубов.
— Почему это произошло?
— Вновь вмешалась политика. Американцы меня просто сплавили, к тому же, увидев контракт лишь на год, подумали, что я не хочу у них долго задерживаться, и предпочли похоронить меня как хоккеиста. На трибунах мне кричали "Комми", что значит "коммунист", а игроки клубов-соперников называли настоящим противником на льду и стремились отыграться на "этом чертовом русском", порой сыграть очень грубо, нанести травму. Позже меня вызывали на просмотр другие команды НХЛ, но я отвечал, что смотреть на игрока в 28 лет нет смысла: или я вам нужен, или нет. Ведь они знали, как я мог играть.
В ДЮССЕЛЬДОРФЕ Я ЗАБИВАЛ ЦСКА
— Как вы оказались в Германии?
— Совершенно случайно поехал на ЧМ-83 в Мюнхен. На одном из матчей ко мне подошел один из немецких менеджеров и спросил: "Не вы ли тот русский, который играл в НХЛ?", после чего пригласил в Дюссельдорф. Так я оказался в команде этого города, где провел один сезон. Кстати, там мы играли встречу Кубка европейских чемпионов против непобедимого тогда на континенте ЦСКА. Я, считавшийся для многих диссидентом, знал многих ребят, с которыми выступал еще в Союзе: Дроздецкого, Касатонова, Ларионова… Мы хорошо общались перед игрой, ребята проявили ко мне уважение. Игроки армейского клуба, разгромив нас, даже дали мне забить: в одном из моментов они оказывали лишь видимое сопротивление при обороне своих ворот, видимо, в душе сопереживая мне.
Однако в то время я думал, что в Европе мне делать нечего, и в 1984 году закончил карьеру. Я должен был жить в Америке, чтобы получить гражданство, и вернулся туда. Нужно было зарабатывать на жизнь, и с моим приятелем Сергеем Левиным, который мне помогал уезжать из Союза, мы создали первую русскую телевизионную программу в Лос-Анджелесе, организовывали гастроли русских артистов. Так было вплоть до 1989 года, когда в отношениях между двумя супердержавами наступило потепление, в том числе и на почве хоккея. Тогда за океаном начали появляться первые российские хоккеисты. Я помогал Сергею в работе агента и занимаюсь этим по сей день. Сейчас даже хочу получить собственную лицензию на право заниматься этой работой в НХЛ.
Я не отдалялся от хоккея, но с начала 90-х вновь стал более активно проявлять интерес к нему. В 1992 году меня пригласили в "Милуоки Адмиралз", в то время независимую команду ИХЛ, где на сборах находились пять русских. Сначала я был консультантом, а потом понравился, и мне предложили стать помощником тренера и одновременно главным селекционером. Работал я с Куртом Фрэйзером, нынешним главным тренером "Атланты". По окончании контракта в 1994 году он ушел, и я вместе с ним. Но никаких обид не было, это нормальная заокеанская практика. Я получил огромный опыт как тренер. Хорошо адаптировался к заокеанскому хоккею и с этого времени активно занимаюсь агентской работой.
Смысл всей моей истории, наверное, в том, что я заставил американцев уважать русских людей. Многие стали относиться ко мне с пониманием, появились друзья, хотя для американцев не было тогда большой разницы — фашист ты или коммунист. Эмиграция, в то время страшнейшая вещь, обернулась для меня в итоге вполне благоприятно.
Виктор НЕЧАЕВ
Центрфорвард. Родился 28 января 1955 года в поселке Куйбышевка-Восточная, на Дальнем Востоке. В детстве переехал в Новосибирск, где вырос и начал играть в хоккей в школе "Сибирь". С 17 лет — в команде мастеров "Сибирь", откуда в 1972 г. был призван в молодежную сборную СССР. После этого был приглашен Старшиновым в "Спартак", но из-за проблем со службой в армии уехал домой. В 1975 — 1979 гг. выступал в ленинградском СКА, откуда в 25 лет был изгнан по политическим причинам. Выступал за ташкентский "Бинокор", череповецкий "Металлург". В 1980 году женился на американке, расписавшись с ней в одном из ленинградских загсов. По этой причине властями ему было отказано в возможности защиты диплома в ЛИИЖТе. В апреле 1982 года уехал в США, позже получил второе гражданство. В сезоне 1982/83 г. стал первым советским хоккеистом, выступавшим в НХЛ. Сыграл за "Лос-Анджелес" 3 матча, забил 1 гол. Выступал в низших лигах, в клубе "Нью-Хэйвен". В 1992 — 1994 гг. был помощником наставника клуба ИХЛ "Милуоки Адмиралз".
Живет с женой Ириной Лансман в Сент-Гебриэле, близ Лос-Анджелеса. Дочери Саше 7 лет, сыну Грегори 4 года. Отец Виктора и старший брат до сих пор живут в Новосибирске.
