Возвращение блудного сына

Скелетон вернулся в программу зимних Игр спустя более 50 лет, после того как на Играх в Санкт-Морице были разыграны последние олимпийские награды. Все это время о нем почти ничего не было слышно. Тем неожиданнее было для большинства болельщиков его чудесное воскрешение и тем сильнее было недоумение многих — зачем было возвращать в программу Белых Олимпиад такой экзотический вид спуска на санях.

У ВАС ВСЕ ДОМА?

Вид человека, несущегося вниз по ледяному желобу со скоростью 125 км/ч, уже сам по себе внушает опасение за его здоровье. Когда же он делает это головой вперед, вытянув руки вдоль туловища…

Наш знаменитый саночник, серебряный призер Игр в Сараево Сергей Данилин так рассказывал о своих впечатлениях от первой встречи со скелетоном:

— Мы тренировались на трассе в Кенигзее. Как-то сразу после нашей тренировки на трассу выехал скелетон. Противоуклон в Кенигзее небольшой, и для скелетонистов на финише приготовили маты. Помню, когда он влетел в них башкой со всего разгона, меня аж передернуло. «Вот сумасшедший», — подумал я.

Скелетон — загадочный вид спорта. Как он проник на Олимпиады 1928 и 1948 годов? Куда делся потом и зачем вдруг воскрес? Почему соседствует в одной федерации с бобслеем, а не с санями, и почему в этом международном союзе он «скрывается» под названием «тобоган»? Вопросов явно больше, чем ответов, тем более что в России скелетон появился всего два года назад. Нет в нашем отечестве ни историков этого спорта, ни даже ветеранов. Есть несколько знатоков, однако их знания простираются больше в область теории и методики подготовки спортсменов, а не на историю. Заниматься этими изысканиями пришлось практически самостоятельно. Вот что получилось.

Тобогган (так называют скелетон во франкоязычной Европе) использовался европейцами еще в XIX веке. Сани подобной конструкции были удобны рыбакам, поскольку не были громоздки и хорошо слушались седока. Эту особенность подметили английские солдаты, которые начали использовать их в качестве индивидуального транспортного средства сначала в Европе, а после в своей колонии — Канаде. Сани тех лет не слишком отличались от обычных детских санок наших дней. Многие из взрослых читателей наверняка сами в детстве отламывали от стандартных заводских саней спинку, ложились на них пузом и мчались вниз с горы. Готов поспорить — едва ли кто-то из них подозревал, что точно так же поступали прародители нынешнего скелетона.

В 1892 году некий англичанин весьма благородных кровей, мистер Чайлд, предложил своим друзьям, таким же джентльменам, конструкцию саней собственного изобретения. Технологической идеей Чайлда было использование при их изготовлении только металла, в то время как большинство саней той поры делалось из дерева. Широкая и плоская конструкция внешне сильно напоминала человеческий скелет, что, как теперь полагают, дало повод назвать новую модель «скелетон». Другой версией происхождения этого названия является норвежское слово «кейелеке», якобы исковерканное англичанами в процессе эволюции. Так назывался норвежский прототип нынешнего спортивного снаряда. Обе легенды, видимо, имеют право на существование, однако сказать, какая из них вернее, нынче не может никто.

Первые соревнования на скелетонах состоялись в 1905 году. Поскольку современный санный спорт появился и начал развиваться примерно в это же время, в кругах любителей долгое время витала дискуссия вокруг того, какой из способов спуска с горы в санях считать «правильным».

Время торопило. В 1923 году Международная федерация бобслея и тобогана была формально зарегистрирована. Таким образом, французскому названию скелетона мы обязаны месту возникновения федерации — Парижу. Интересно, что первоначально федерацию составляли бобслей, скелетон и санный спорт.

История часто бывает жестока. После того как первые два вида спорта были включены в программу вторых зимних Игр, а санный спорт остался за ее бортом, саночники покинули федерацию и начали самостоятельную жизнь. Скелетон же остался «под крылом» у бобслея, хотя сходства с ним имел немного. Такое решение было, как показала жизнь, вполне правильным, поскольку после того как с 1948 года скелетон перестали включать в программу Олимпиад, он вряд ли смог бы выжить самостоятельно. Интересна и сама «жизнь на Олимпе» этого спорта. Обе Олимпиады, на которых он был представлен (1928 и 1948 годов), проходили в швейцарском Санкт-Морице. Известный альпийский курорт неспроста считается Меккой санных дисциплин. Помимо известных многим санного спорта, бобслея и скелетона в столице двух Олимпиад культивируются совершенно экзотические разновидности саней…

Немудрено, что, заполучив к себе Белые Игры, швейцарцы оба раза настояли на включении в олимпийскую программу скелетона. Предполагалось, что именно здесь хозяева II и V Олимпиад выиграют золотые награды. Не тут-то было. Награды высшей пробы уехали в соседнюю Италию и за океан, а швейцарцам вовсе не досталось наград. Мы же обратим внимание на единственного обладателя двух олимпийских медалей в этом виде спорта. Вручая в 1928 году серебро американцу Джону Хитону, швейцарцы вряд ли полагали, что этот уже в те годы вполне взрослый спортсмен через 20 лет вновь поднимется на олимпийский пьедестал. Однако именно так и произошло: в 1948 году Хитон вновь приехал в Сент-Мориц и вновь стал вице-чемпионом.

Однако мы отвлеклись. В то время как санный спорт набирал популярность, тобоган полвека был уделом любителей-сорвиголов. Отчаянные парни катались в свое удовольствие после работы, чем напоминали многих нынешних сноубордистов. Последним профессионалом эпохи «доисторического» скелетона был чемпион Олимпиады 1948 года итальянец Нино Бибба, одержавший более 200 побед на международных соревнованиях и так и ушедший «на покой» непобежденным.

Новые времена настали для скелетона в середине 90-х годов недавно завершившегося века. После того как МОК стал сетовать на чрезмерное разбухание программы летних Игр, представители зимнего спорта с плохо скрываемой радостью обнаружили, что их Олимпиады вполне могут еще «подрасти». Дабы оградить Белые Игры от проникновения на них шахмат или, например, бриджа, МОК занял жесткую позицию — зимним спортом могут называться соревнования, проводимые на снегу или на льду. Скелетон этим требованиям полностью соответствовал и с помощью «старшего брата» был включен в олимпийскую программу без лишних споров. Помимо всего, сильнейшим аргументом в пользу такого решения прозвучал следующий довод — санно-бобслейные трассы крайне дорогое сооружение, и использовать их надо с максимальной загрузкой. Можно проводить на них скелетон — давайте проводить скелетон.

Появление скелетона в олимпийской программе с радостью восприняли многие страны. Развивать скелетон в несколько раз дешевле, чем бобслей, а золотая олимпийская медаль, как известно, в неофициальном зачете весит одинаково, в каком бы виде ни была завоевана.

ЕЩЕ НЕИЗВЕСТНО – КОМУ ПОВЕЗЛО

Примерно такой логикой руководствовались руководители Российской федерации бобслея, которым три года назад выпало поднимать этот вид спорта в нашей стране. Бобслей и скелетон к тому времени находились в России примерно в одинаковом состоянии, то есть практически не существовали. Разница состояла лишь в том, что первый имел довольно славную историю, а второй начинался с чистого листа.

Скелетон — некоммерческий, на сегодняшний день, вид спорта. Бобслей охотно показывают по телевизору, в частности, потому, что на бобах можно разместить много рекламы. Со скелетоном дело обстоит совершенно иначе. Вернувшись к полному формату (с Кубком и чемпионатом мира) лишь в 1996 году, он существует, главным образом, за счет дотаций от бобслея. Поэтому профессиональных скелетонистов практически не существует. В Европе и Америке они работают или учатся. Не избежала общей участи краса и гордость российского скелетона красноярская спортсменка Екатерина Миронова.

КАТЯ-СУПЕРСТАРТ

Катя — выпускница Красноярского педагогического института. Журналисты в Европе любят ее за хорошее знание английского и французского языков. Однако свое прозвище — «Катя-суперстарт» — она заслужила не за это. Наш разговор состоялся незадолго до вылета спортсменки в Солт-Лейк-Сити, и предполагалось, что он будет носить «олимпийскую» окраску. Однако любопытство взяло верх, и первым стал вопрос о происхождении ее оригинальной приставки к имени.

— Дело в том, что на всех трассах, на которых приходилось выступать, рекорд старта принадлежит мне. Вот и два последних старта — в Лейк-Плэсиде и Санкт-Морице — были отмечены новыми рекордами.

— А как давно вы вообще занимаетесь скелетоном?

— Два года. До этого занималась легкой атлетикой. Бегала на спринтерские дистанции и «добегалась» до звания мастер спорта. Однако понимала, что до мирового уровня не дотяну. Хотела оставить спорт, но помог случай. В нашем манеже занимались бобслеисты. В частности, наш сильнейший пилот Женя Попов, тоже из Красноярска. В то время мы много общались с красноярским бобслейным экипажем. Закончилось тем, что их тренер Сергей Смирнов начал обращать на нас внимание и убедил попробовать себя в бобслее. Меня после окончания института ничего не держало.

Боевое крещение произошло в Сигулде. Первый раз мы упали, второй раз проехали нормально, в третий раз опять упали. Однако кататься понравилось, и я продолжила тренироваться.

— Как же был сделан следующий шаг? Для этого, надо полагать, нужно набраться известной смелости?

— Скелетон был признан олимпийским видом спорта одновременно с женским бобслеем. Бобом я пробовала управлять целый год. Однако параллельно осваивала и скелетон. Когда же в федерации остро встал вопрос: кого делегировать на международную арену в женском скелетоне, я оказалась самым подготовленным человеком. В то же время для бобслея я оказалась слишком легкой. Таким образом, имея опыт прохождения большинства европейских трасс, я была «назначена» в скелетон. Мой тренер Олег Сухорученко сразу заявил, что мой главный козырь — стартовая скорость. Выступив на своем первом кубковом этапе, я установила рекорд разгона. После этого я и сама как-то поверила, что в этом виде спорта у меня может что-то получиться. Оставалось научиться «правильно» проходить саму трассу. Это оказалось непросто. Моя напарница по бобслею Надя Крыловская тоже пробовала силы в скелетоне и тоже очень хорошо разгонялась, но вот пройти трассу без грубых ошибок ей было слишком трудно. Я же понемногу втянулась.

— А в чем, на ваш взгляд, разница между спуском по ледяному желобу на спортивных санях и на скелетоне? Не все ли равно?

— Саночники — они в первую очередь «технари». У них верхний отрезок трассы мало чего решает. Да и не знаю я легкоатлетов, пришедших в сани и добившихся там чего-то заметного. Саночники еще с детства, порой по 10 лет, накатывают трассы, прежде чем выступить на международных соревнованиях. В скелетоне путь от дебюта к мастерству несколько короче. Зато здесь необходимо некоторое отчаяние — не каждый решится лететь вниз головой со скоростью 130 км/ч.

— Как же решилась на этот поступок симпатичная девушка с высшим педагогическим образованием?

— Назначили.

— Что значит «назначили»? Назначили стать отчаянной?

— Не приказали, конечно, но сумели убедить. К тому же техника разгона была мне хорошо знакома. Скелетонист на разгоне пробегает около 20 метров в положении «низкого старта». Руки заняты санями, спина согнута, а ноги интенсивно работают. Сани, надо заметить, весят 34 килограмма. Мне этот вид спорта наиболее подходил.

— А как насчет падений? Страшно, наверное?

— Так ведь по скорости скелетон от бобслея или санного спорта ненамного отличается — так что в этом смысле все равно. Зато в бобслее голова спортсмена поднята надо льдом почти на метр, да и если сам боб накроет, то дело может кончиться очень плохо. В скелетоне только на первый взгляд страшно. Мы летим надо льдом на высоте 20 сантиметров и поэтому падения менее опасны, хотя сказать, что у нас не бывает переломов или серьезных ушибов, конечно, неверно. Но все пока, слава богу, живы и здоровы.

— А за счет чего управляется скелетон? Только ли за счет шипов на ботинках?

— Управление зависит от пилота и от типа санок. Есть «мягкие» санки, управлять которыми на скорости можно за счет небольшого поворота головы (таким образом меняется сопротивление воздуха). Так делается на прямой. На виражах управление идет за счет движения плеч. Другим скелетонистам больше подходит управление носками ног. Они используют «жесткие» модели.

— А вы какой тип санок предпочитаете?

— Мне больше подходят «мягкие» сани. Управляю в основном головой и плечами. Редко, когда приходится «выбрасывать» в сторону руку или ногу. Это происходит во время прохождения наиболее крутых поворотов. Такими поворотами славится, например, трасса в Кенигзее.

— А как вам, кстати, трасса в Солт-Лейк-Сити? Ее уже удалось попробовать?

— Удалось. Трасса мне понравилась. Такие типы трасс еще называют «падающими». Уже на пятом вираже скорость саней 120 км/ч, а еще через 100 метров летишь уже около 140. Многое зависит от разбега, а значит, трасса для меня.

— Но ведь помимо разгона для победы нужно что-то еще. Как быть с этим?

— Победа во всех санных дисциплинах зависит от разгона, чистоты прохождения трассы и самих саней. От того, на каком снаряде едешь, зависит очень многое. После того как на старте заканчивается спорт атлетов, начинается спорт техники.

— Многие ли в мире производят эту технику?

— Несколько человек. Я сейчас катаюсь на швейцарском скелетоне Примо Ваззера. Это единственный человек в Швейцарии, который делает скелетоны и потом продает их или дает в аренду. Мной он заинтересовался опять же из-за разгона. Желая «продвинуть» с моей помощью свой продукт, он предоставил скелетон бесплатно. Машину он мне подобрал высококлассную. Когда в начале этого сезона мне пришлось выступать на другой машине, я не могла даже отобраться для второй попытки. Это происходило не потому, что я вдруг разучилась кататься. Просто машина была совершенно «сырая», а поменять ее возможности не было. Зато когда в Калгари я опять получила свой скелетон, то сразу заняла пятое место. Потом на тренировочной неделе в Солт-Лейк-Сити я показала лучший результат, а на кубковом этапе в Лейк-Плэсиде была второй.

— Сколько же стоят такие сани?

— Трудно сказать. Если тебе дают «сырой» продукт, то он вместе с комплектом коньков может обойтись в 1000 долларов. Зато если на этих коньках или на этой машине кто-то выиграл чемпионат мира — цена сразу возрастает в 10 раз. Средняя стоимость санок около 3000, но все это, конечно, очень приблизительно. Особую сложность составляет поиск «своего» скелетона. Кому-то нужен подлиннее, кому-то покороче…

— А разве нет жесткого стандарта?

— Есть минимум и есть максимум. В их рамках и происходит творческий процесс. Тонкостей очень много. Каждый серьезный спортсмен делает машину «под себя».

— То есть можно сказать, что Екатерина Миронова катается сейчас на санях, ни в чем не уступающим саням лидеров Кубка мира?

— Не стоит так категорично. Те сани, на которых я каталась на старте нынешнего сезона, были нормальными. Просто они были не для меня. Кроме того, не забывайте, что кроме самих саней есть еще и полозья. Разные полозья могут отличаться в скорости на полсекунды.

— Насколько сейчас высока конкуренция в скелетоне и за счет чего вам удалось так быстро пробиться в мировую элиту?

— Не знаю. Может быть потому, что в скелетоне пока не слишком много легкоатлетов. За последние годы сложилась группа спортсменок, которая претендует на победу. Сказать, что есть явный лидер, неправильно. На одной трассе одна выиграет, на другой — еще кто-то. Вклиниться можно.

— Зато у ваших соперниц из Европы больше возможностей тренироваться. Сколько, например, спусков делает скелетонистка из Швейцарии и сколько получается делать у вас?

— Мне удается делать это нечасто. На первый лед мы выезжаем в Сигулду. В этом году перед первыми соревнованиями мы успели сделать 30 спусков. Это еще хорошо. Раньше мы себе и такого количества не могли позволить. Те же, кто живет в непосредственной близости от трасс, делают во время подготовки к сезону минимум 200 спусков.

— Сейчас все готовятся к Олимпиаде и на это дают деньги. Закончится Олимпиада — закончится финансирование российского скелетона?

— Здесь многое зависит от меня. Если покажу хороший результат, средства, думаю, найдут. Ну а если результата не будет… Когда наши бобслеисты занимали 40 — 50-е места, им тоже никто не давал денег.

— За счет чего живут спортсмены, занимающиеся скелетоном?

— За счет основной работы. Зарабатывать одним скелетоном сейчас способны немногие. Есть несколько тренеров, которым национальные федерации платят зарплату, и один-два спортсмена, живущие за счет спонсорского контракта. Остальные ездят на соревнования «в свободное от работы время».

— Вы тоже где-то работаете?

— А как же. Работаю на радио, ретранслирующее у нас в Красноярске «Европу+». Работаю я около двух лет. Раньше выездов было меньше и совмещать работу с соревнованиями было не очень трудно. Теперь это стало сложней. Стала внештатным корреспондентом. Пишу новости о событиях в мире спорта. Это можно делать и во время соревнований. Есть Интернет — отправляю электронной почтой, нет — посылаю факс. Коллектив у нас очень хороший, мои ровесники. Все за меня болеют, да и начальству, надо полагать, приятно, что сотрудник их радиостанции едет на Олимпийские игры, да еще и в качестве участника.

— А родители как относятся к вашему виду спорта?

— Моя мама меня во всем поддерживает и во всем помогает. Она всегда любила спорт. Работая на металлургическом комбинате, долгое время входила в лыжную сборную. Занятия спортом она всегда поощряла: отвела меня в гимнастику, а позже в балет. Она же отдала меня в английскую школу. Мама всегда хотела, чтобы я пробовала себя в разных сферах жизни и чтобы таким образом нашла свое призвание.